Лидия Довыденко

Лидия Владимировна Довыденко - главный редактор литературно-художественного журнала «Берега», секретарь Союза писателей России, кандидат философских наук  

О поэтическом сборнике Людмилы  Свирской "Опоздавший Дон-Кихот"

 

«Писать – не значит спасать?!!»… От чего и  кого? От безлюбия – человечество. Планета очень сильно политизировалась, то приватизируют чужую победу, то чужую нефть, то лес, то небылицы бросают – пусть оправдываются, то пинание ногами мяча за деньги возводят в смысл существования.  Встала острейшей проблема сосредоточения основных богатств земли в руках алчной кучки вырожденцев, катастрофическое разрушение ноосферы и много-много неурядиц, рожденных  движением костлявой «невидимой руки рынка».

Время несется со "штормами, грозами, переворотами",   войнами и санкциями…

 И есть мир поэзии, где живёт то  единственное, что  делает человека человеком – любовь, есть  вера, что есть "счастье на неведомой звезде".

 Есть в мире женщина, умная и обаятельная, талантливая и светлая душой, что ищет по свету своего благородного Дон-Кихота и верит в его существование.

 Уверена, что современные женщины, в особенности,  поэты-мыслители – провозвестники Нового Ренессанса. Они шанс для мира в его духовном Возрождении. К ним я бы отнесла и поэта Людмилу Свирскую.

Торжеством любви и ожиданием  любви наполнены улочки Праги и прекраснейшие уголки Чехии, любовь священнодействует  во Флоренции и в Вене, в Сибири и в Харбине, под музыку Шопена и Баха, у полотен Сезанна, Врубеля, Рафаэля, мечта о любви неразлучна с томиком Александра Пушкина в руках или, например, Марины Цветаевой:

В сердце у меня

не бывает пусто -

Даже под дождем,

На краю земли,

Оттого, что в нем

Ты и днем, и ночью...

 

Есть ли в мире благородный рыцарь?  Благородный мужчина  выродился или просто опаздывает? Немало сделано ошибок, бросаясь навстречу угадываемому вдали образу, при приближении оказывающемуся не тем. Название поэтического сборника даёт позитивный ответ: «Опаздывает»,  задержавшись, ведь:

 Ветряные мельницы найдутся,

Было бы кому их побеждать...

Несколько часов мне дарила Прагу талантливая, прекрасная поэт Людмила Свирская. Мы любовались видами чудесного города, где так много русских людей, где наши братья славяне очень милы и любезны, а Людмила Свирская представляет нам его таким: 
- Изогнуты, как брови, знакомые мосты...  - Они сводят берега и людей:
- Я дарю Вам, друзья, этот город горячий:
Он один и спасает от пут нелюбви....
.... Посмотрите вперед - Золотые ворота, 
посмотрите назад - изумительный вид. 
И мы бродим по улочкам Праги, дыша горячим в 30 градусов воздухом, поднимаем  головы к удивительным фасадам, рассматриваем знаки над дверями бывших владельцев. Волнительное настроение усиливает аромат кофе и цветущих лип, Карлов мост так и ждет, чтобы мы вспомнили о заветных желаниях и потерли отполированные руками людей бронзовые скульптуры, а потом спускаемся к реке на остров, на берегу которого подрастают серенькие лебедята. 
Мы помним, что идем по следам Марины Цветаевой, философов Николая Лосского и Николая Арсеньева, режиссера Немировича-Данченко и многих других знаменитых русских людей, заглядываем в храмы, любуемся розами. 
Как пишет Людмила Свирская:
Мой город, пару вечностей прожив, 
становится все глубже и бездонней...

Расставшись с Людмилой, я читала сборник ее стихов и заучивала волшебные, чарующие строчки наизусть.

И снова в памяти июньская Прага с воздухом, настроенным на запахе цветущих лип. Жара делала этот настой еще гуще, высшая степень концентрации веков, событий, русских судеб на славянской земле.

- Поспешите, друзья, к расставанию. ...

Но Прага не отпускала, рейс моего  самолет откладывался, и, сидя в его ожидании, я думала, что это время мне дано для понимания, постижения чего-то, чего я еще не догнала. Открыла вновь подаренный сборник Людмилы:

Этот город столетних забот,

Одиночеств чужих и величий...

На чистейшем русском говорила со мной Прага. Она открывалась мне стихами Людмилы  Свирской. Я узнаю  её и открываю что-то заново, слышу любимый когда-то, но забытый мотив, рождающий, как писал романтик Александр Грин, "сердечную мигрень", когда возникает ощущение встречи с Несбывшимся:

Я нежу тишину в душе по-прежнему:

Вдруг мне тебя услышать посчастливится?

Ты поцелуй меня дождем черешневым,

Чтоб Муза не заметила, ревнивица.

 

Рассвет на землю осторожно спустится,

Касаясь букв в твоем волшебном имени...

Растеряна... В душе моей - распутица:

Я в лирику! Ну, где ты? Догони меня!

 

Если тронет  тебя рукою Несбывшееся, ты уже не можешь ничего с собой поделать, никому не доверяя свою тревогу, свою тайну, свою мечту, и вдруг не высказанную и не выраженную тобой, ты встречаешь её в зарифмованных строчках талантливой Людмилы Свирской,

Строка с конца

Читается легко:

Ведь тайный смысл ее

 давно известен...

А сердце так отчаянно близко,

Что кажется:

Все время не на месте.

Что ж... Истины на свете-

Только две,

Но и одна нам часто не по нраву...

Как трудно оставаться в меньшинстве

И быть - неправым.

Блестела вода в реке Влтава, висело над ней множество мостов, соединяющих её берега, как воплощение надежды:

И тотчас вспыхнет пламя

На том конце моста.

Я Вас коснусь губами,

Как чистого листа.

Мне так же, как автору сборника об «Опоздавшем Дон-Кихоте», свойственно стремление заменить Ускользающее чем-то положительным, каким-то позитивным действием, от боли, как от дождя, спасает, например, заныривание в метро, где:

Затихают, мелея,

Прежде бурные реки…

Чувств, страсти, волнения, беспокойства.

 

В стихах Людмилы предстаёт образ русской женщины, сформировавшейся на Алтае, и вместившей в себя всю европейскую культуру , легко себя в ней ощущая:

Сезон Сезанна у меня в душе:

И пыль,

И быль, и боль

И тяжесть ила...

Я незнакомкой в робком неглиже

На полотне судьбы твоей застыла.

«С ладони звезды отпускает Сезанн», и это чувство слитности с искусством, с художником, его героиней  сильнее практичности, рассудительности:

Не верь моим не плачущим глазам,

Запечатлеть в них радугу - не подвиг.

Образ героини решительный, не ждущий чьей-то помощи, чтобы кто-то за неё всё решал:

Я мастер в женской ипостаси,

И свой роман сама спасу.

Счастье - творчество, даже когда двое говорят на разных языках, но "пишут на одном":

Сквозь белизну листа - к тебе тяну

Строк позабытых высохшие русла...

Прости за то, что мир идет ко дну

Метафорой напыщенно безвкусной.

 

Ночного неба загнуты края,

Крупинки звезд лелеет Бог-старатель...

Когда строки моей забьёт струя-

Подставь ладонь, ведь столько сил истратил.

И творческие муки тоже находят изящную и захватывающую метафору:

Обрушится спасительная влага

На сердце ближе к ночи. А пока

Мне это небо будет вместо флага.

Пустым флагштоком тянется строка

К нему, до боли синему. Стихая,

Тоску потерь оставив там, внизу...

Я просто перед спуском отдыхаю,

Еще минуты две - и поползу.

И как уместны практики семейного чтения с двумя сыновьями-школьниками:

 

Два сына, две надежды, два крыла,
Два рукава любимого халата...
Неужто было так, что я жила-
Была без них давным-давно когда-то?
Без погремушек, мишек и мячей,
Ночных микстур, и "колобков", и "репок"...
Неужто я всю жизнь была - ничьей?
И сон мой был так безнадежно крепок?
Два сына...два ликующих огня,
Две вкрадчивые -шепотом- тревоги-
И сразу две весенние дороги,
Что начинались в сердце у меня.

Торжество материнства и есть безупречность, предназначенность на земле, святость и светлые сны о счастье, несмотря на то, что мужчина сегодня может быть груб  и зол,  или нытик с неистребимой пораженческой психологией. Но на поверхность всё равно выходит так, что любовь есть и доказывает своё существование, освещая жизнь, зазвучавшую, как божественная музыка Баха, которую не кто-то для тебя исполняет, а музыка рождается под твоими собственными руками:

Жизнь, в общем, состоялась. Получилась.

Всё как у всех: работа и семья.

В какую щель ты всё же просочилась,

Любовь неугомонная моя?

Откуда налетела ураганом?

Мир тих был и безветрен до сих пор…

Как будто я всю жизнь играла гаммы –

А тут вдруг – Баха. Фугу ре-минор.

«По теченью любви

 утлый парусник мой  доплывет…»

У него, этого парусника,  есть направление:

«Кто куда – мы в Сибирь.

Мы в Россию.

Купаться в любви».

«Обнимите меня – и любовь мою пейте до дна!»

А сколько любви в воспоминаниях детства, о бабушкином пироге:

Клиентки.

Коллеги,

Соседки,

Подруги,

На разных концах этой грустной земли,

Поройтесь в блокнотах своих на досуге:

Рецепт пирога не отыщете ли?

Румяного, круглого. Пышного, точно

Из сказки про Золушку белый наряд…

С жемчужинкой риса.. лавровым листочком..

И запахом детства – на годы подряд…

И уверена, что женщины земли отзовутся, «чтоб стало любви в тёплой кухоньке тесно…, чтоб вновь заискрила, как в детстве, душа».

Уверена, что  у каждой женщины засветятся в душе воспоминания при прочтении этих строк.. Как красив огонь поэзии Людмилы…

«После вен, барселон и парижей – рванулась повыше»… Куда?

- В тиши кафедральных соборов тоскую

Теперь по всему, что мне с детства знакомо:

По старым церквушкам, рублёвским иконам,

Скрипучим ступеням в цветаевском доме,

Лохматой закладке в зачитанном томе,

Простору, теплу – и потоку людскому…

Московских друзей….

Хочется шептать слова Людмилы Свиской, громко декламировать, петь, молиться ими, обнимать с ними родного человека, купаться с ними в любви…

На земле много боли и предательства, но поэт свидетельствует, что есть не только это.

Окунувшись в поэзию Людмилы Свирской, ощущаешь, что обогатилась, выросла  душой и умом, приобрела  немного больше характера и воли,  поняла, что не одинока, что у меня есть команда, с которой мы можем делать нашу нацию сильнее, умнее, плодотворнее, выбирая любовь, реализуя себя.

 

Joomla templates by a4joomla