Лидия Довыденко.
Архипелаг писательской судьбы
Беседы с АнатолиемЛуниным
Анатолий Алексеевич Лунин – член Союза писателей России, член Союза журналистов России, поэт, писатель, публицист, пушкиновед. Я встретилась с ним в канун его 80-летнего юбилея, в апреле 2010 года, чтобы написать статью для «Калининградской правды». Увы, газета поместила лишь маленькую выжимку. А беседы с Анатолием Алексеевичем потом продолжились
Но свой 80-летний юбилей Анатолий Лунин выделил тремя книгами. Книга прозы - «Грешная земля». «Пришло название от одного из рассказов, - объясняет Анатолий Алексеевич. - После войны переселенцы считали, что приехали в Калининградскую область лишь на время. Думали, что земля не наша – грешная, но стала она родной. Люди корни пустили, а земля ни в чем не виновата. Она кормила всех, кто на ней жил. Один из персонажей книги приходит к этому выводу. Книжка состоит из повестей и рассказов, действие которых длится от военной операции в Восточной Пруссии до сегодняшнего дня». Вторая книга – сборник стихов «Меж днем и ночью». «Мы живем как в сумерках», - намекает поэт на неопределенность времени, сумерки в умах и душах. Сборник включает две поэмы: «Зойка, Зойка» о дне сегодняшнем и событиях в Чечне, поэму «Небо», в которой рассказывается о не состоявшейся мечте поэта стать летчиком. Третья книга - «И доброе, и мудрое перо» - второе издание, расширенное, дополненное; увлеченное, любящее слово о Пушкине.
Дома у себя Анатолий Алексеевич усаживает меня в кресло в своей маленькой комнатке, где и спальня его, и кабинет.
Анатолий Лунин живет в Калининградской области с 1946 года. Школу закончил в Черняховске, жители которого позже присвоят ему звание Почетного гражданина. «Здесь прошел мой трудовой путь. Сам не переходил никуда, только переводили. Как написал одно заявление на должность ответственного секретаря в Ладушкинскую районную газету, окончив Минский университет, отделение журналистики на филологическом факультете, с тех пор и служил журналистике до самой пенсии и после пенсии».
Род Луниных славен в России. Лунины - и декабрист, и изобретатель витаминов. А у писателя Лунина предки из тамбовских крестьян. У деда семья была огромной - 15 детей. «Мой отец Алексей был предпоследним ребенком и единственным, кто остался в живых после войны. В 1942 году отец, получив ранение, был отправлен в тыловой госпиталь в Горький, где встретился со своим младшим братом, тоже находившимся там после ранения. Младшего брата выписали и направили под Сталинград, где он пропал без вести. Эшелон разбомбили, и не осталось никого и ничего. А отец после ранения заехал домой, направляясь на фронт. Мне казалось тогда, что фронт это где-то очень далеко, а он был рядом, в 60 километрах. В Воронеже уже были немцы. Самолеты кружили над Маршанском, это небольшой городок, но в нем было два стратегических объекта – суконная и махорочная фабрика. Суконная фабрика поставляла материал для шинелей. А махорка – важный и значимый продукт для солдата. А наше село, находившееся от Маршанска в 25 километрах, было огромным и называлось Отъяссы. Восходит, видимо, к румынскому городу Яссы. Село наше было русское, но жили в нем и сербы, и румыны, и болгары. Было в нем два сельсовета, шесть колхозов и один совхоз. Как полыхнул пожар в 1946 году! Засуха была жуткая! А дома деревянные, крыши соломенные. И пошел вдоль деревни огонь, сгорело около двухсот домов и наша школа. «Грешная земля» и «По вере нашей» - в этих книгах нашли отражение эти события. Отец воевал на 2-м Белорусском фронте, и шел через Мамоново, а потом - на Познань. У Штеттина отец встретился со своей дочерью, моей сестрой, радисткой, которая демобилизовалась только в 1946 году. Они переписывались во время войны, но знали только полевую почту. Отец был уже в звании капитана, политработник, и он выяснил, где может находиться дочь. И разыскал. А когда война закончилась, часть отца перебросили в Черняховск. Он нас с матерью решил забрать сюда. Так и остались в Черняховске. У меня была еще одна сестра, она умерла от голода в 1942 году. Мать работала в колхозе. А мы, пацаны, махорку убирали, картошку, пшено. Махорка - очень трудоемкая культура для выращивания. Ее сажают рассадой, проводят пасынкование, позже надо срезать макушку и разделить стебель пополам, чтобы он подсыхал».

Литературная жизнь Анатолия Лунина началась в 9-м классе, когда в школу пришел великолепный учитель литературы Георгий Иванович Липский, который повлиял на всю творческую жизнь будущего писателя. «Умница, - вспоминает об учителе Анатолий Алексеевич, - он нас уважал, и мы его любили. С его помощью я в Черняховской газете напечатал первые свои стихи. Какие там были первые стихи, но он тетрадку взял и отнес в редакцию».
Учился Анатолий Алексеевич в Минском государственном университете на отделении журналистики. «Стихов в университете, - рассказывает он, - не писал, любовная история угасла, а нет любви - нет стихов. На практику поехал после 3-го курса в Черняховск, и после 4 курса - тоже. В «Советской Белоруссии» проходил практику. И когда распределялся, поехал в Черняховск. Но тут не было места, и я был принят на должность ответственного секретаря в Ладушкинскую газету «Коллективист». Там я проработал почти семь лет. Мамоново входило в наш район. Самым крупным предприятием был Рыбкомбинат, в Прибрежном – завод железобетонных изделий, и три зверосовхоза. Ответственный секретарь – это как начальник штаба. Это было хорошей редакционной школой. А потом по решению ЦК партии районные газеты упразднили и создали межрайонные. Вместо 13 районных газет стало выходить три: в Черняховске, в Советске и в Калининграде. Исходили из того, что районная газета мала, чтобы воздействовать на руководящие органы. Покритиковать начальство районная газета не может – это не этично, а межрайонная может. Но не прижилась эта система».
Анатолий Лунин возглавил литературное объединение. «Приезжали офицеры из Мамоново, где стоял авиационный полк. Анатолий Краснов к нам пришел, он уже первую школу прошел в Ленинграде, занимался в семинаре у Всеволода Рождественского. И когда он прислал к нам в редакцию стихи, я ахнул. Он подписывался Константин Краснов. Я спросил, почему Константин? А потому, что так Симонова звали. Образовалось тогда очень прочное литературное объединение. В Мамоново была еще тогда школа совершенствования плавсостава. И оттуда приходили военные люди, пишущие стихи и рассказы. Мы ездили на литературные мероприятия в Калининград».
В 1963 году Лунин стал редактором Полесской районной газеты, а потом через год предложили ему поучиться, на что он с удовольствием согласился. «Партийная школа в Ленинграде – это была школа! – вспоминает Анатолий Алексеевич. - Все до единого театры и музеи - это само собой. Но главное - к Пушкину приблизился. Такое ощущение было, особенно когда пришел в лицейский сад, что сейчас поэт выйдет навстречу. Все там дышит Пушкиным. Стихи его по-другому зазвучали: «В таинственных долинах весной при кликах лебединых являться муза стала мне…» Некоторые говорят: «Это сама сложность, в каждой строчке закодирована мудрость. Надо искать второй смысл». Это, по-моему, глупо. Пушкин прозрачен, он весь открыт. Никакого подтекста. Есть вещи, где он скрывал смысл, но их немного. Если мы не понимаем чего-то, то потому, что не знаем всех обстоятельств, когда стихотворение написано. Какое-то событие произошло, какая-то встреча. Много мифологических сюжетов, мы не знаем всей мифологии. Называет он античных богов, они олицетворяют определенное состояние души и направление мыслительное. Кто не знает мифологии, читать тому трудно. Путь от Державина, от классицизма к романтизму, а потом к реализму, очень интересен, это важно. Говорят: «Пушкин – начало нашей реалистической литературы, современного русского языка». Это не совсем так. Он появился не на голом месте. Державин уже тяготел к языку народному, это проявилось здорово у Жуковского. А еще больше – у Батюшкова. Он научил Пушкина писать в народном стиле. Это неоцененный и мало изученный поэт. Как говорил один критик, «Батюшков сделал для русского языка то же, что сделал Данте для итальянского языка». Он его осовременил. Оттуда у меня тяга к Пушкину?! Во всех моих книжках, так или иначе, в какой-то форме Пушкин присутствует».
Любовь к национальному гению у Лунина выразилась в его книге «И доброе и мудрое перо». Он хотел ее издать к юбилею Пушкина, представлял большим и красивым альбомом. «Но, слава Богу, хоть так вышла, - отмечает исследователь. - Теперь готовится второе издание с портретом Пушкина на фоне Казанского собора. В книгу войдут репродукции: черновики Пушкина, пушкинские работы Лебедева-Шапранова, портрет Пушкина и Натали художника Н.Ульянова, портрет Ланской художника Макарова. Здесь она умная и красивая, а не легкомысленная бабочка. Я не осуждаю, а оправдываю Наталью Николаевну. Когда ей было порхать? За шесть лет супружеской жизни четверо детей. В моей книге о Пушкине не биография, не анализ творчества, а мое мнение, мой отзыв, мой взгляд на отдельные страницы жизни и творчества поэта. Когда появились «Прогулки с Пушкиным» Синявского, они привели меня в ярость. Я написал жесткую статью. А он взял и скончался, и я статью смягчил. Я не считал себя поэтом, а потом вернулась любовь, начал писать стихи, но не печатал».
Первый сборник стихов Анатолия Лунина называется «Искренность». История его появления связана с тем, что вдруг попалась ему очень красивая книжица на мелованной бумаге, небольшого формата, прекрасно иллюстрированная. С восторгом взял он ее в руки и стал читать. Подумалось: «Господи, так прекрасно издана, а внутри пустая. Стихами и не пахнет. Я стесняюсь, о тут человек не стесняется».
После этого взял и предложил свои стихи издательству. В те времена, чтобы никто не обвинял в каком-то потворстве кому-то, был институт рецензентов. Прозу посылали в Москву, в поэзию - в Ленинград. Стихи Лунина попались Сергею Макарову. Анатолий Алексеевич вспоминает: «Издатель меня пригласил к себе: «Пришел ответ на твои стихи». Читаю, а замечания чуть ли не на всех страницах. Думаю, зачем я это сделал? Зачем послал ему свои стихи? Издевается надо мной. А в конце рецензии читаю: «Мы имеем дело с профессионалом. Книгу надо издавать. У меня сомнений нет». Я думаю: «Черт бы тебя побрал! Столько чехвостил, а потом такая похвала! Я написал письмо с выражением благодарности. Он мне в ответ прислал свою книгу. Когда была издана моя книга, я ему послал. Это была моя первая книжка. Название «Искренность» редактор придумала. Я назвал: «Люблю и ненавижу». Но она настояла. И когда вышел сборник, я места себе не находил от счастья. Я носился с этой книжкой и удивлялся, почему весь мир не кричит «Ура!» Почему не вижу марширующих колонн, и почему оркестры не гремят? Это же было событие! После следующих книг уже не было такого восторга. Каждую книгу пишешь как последнюю. Думаешь, вот сейчас это выплесну, и все. Мне уже больше нечего сказать. Но еще не закончил одну, а уже мысль зашевелилась о следующей книге. Я очень критично отношусь к своим книгам. Если сам себя не критикуешь, ты уже закончился как автор. Роста нет, нет движения. Жена говорит, что я самоуничижением занимаюсь, но я знаю, что я правильно себя оцениваю. У Пришвина фраза есть: «Я когда напишу что-то новое, у меня ощущение, что я шедевр создал. А когда положу и через некоторое время прочту, то могу и выбросить в мусорную корзину». Это золотое правило – дать отлежаться. Может быть там жемчужное зерно, а может ничего не быть».
В 1991 году вышел второй сборник стихов «Всего дороже». С каждой страницы звучат слова любви, пережитой поэтом и человеком, и снова любимое имя в мировой литературе – Пушкин. Здесь стихи, навеянные встречами с пушкинскими местами, и поэма «Колокол». «Это поэма о Пушкине, - рассказывает Анатолий Алексеевич. - Я дорожу ею. Есть в его биографии страница, которая не нашла отражения в литературе, - беседа Пушкина и Николая Первого осенью 1826 года. Летом была казнь декабристов. Это имело очень неприятный отзвук и в России, и в Европе. Повешены дворяне. Это не в традициях России. Смягчающий жест царя – освобождение Пушкина. Есть упоминания, что он сказал: «Беседовал с умнейшим человеком». «Вот вам новый Пушкин». Николай оговорил себе согласие быть личным цензором. Он пообещал снять полицейский надзор с условием, что поэт ничего не будет писать против правительства. Пушкина потом бранили за стихи хвалебные, а это было напоминанием царю о договоренности. Поэт нам об этой встрече ничего не сказал. Я попытался восстановить диалог двух властителей: страны и «дум». Главное в поэме - это своеобразная дуэль, в которой Пушкин проиграл, потому что поверил царю, а тот его обманул. Царь воспринимает поэта как врага. А Пушкин его - как тирана. Теперь уже я с высоты своих лет смотрю мягче: Пушкин был бунтарем, но не революционером. Он хотел, чтобы его приняли в декабристское общество, а ему не доверяли в силу характера поэта. Он не пойдет доносить, но проговориться может».
Основная часть биографии Анатолия Лунина – это работа в газетах. В «Калининградской правде» работал 18 лет. Газета забирала все время. Работал до ночи. На творчество не было времени:
«Газетная работа иссушает мозги, - рассказывает Анатолий Алексеевич. - Журналистика и литература – разные вещи. Журналистика требует быстрой реакции, молниеносного отклика. А литература требует осмысления, эмоций, переживаний, сердечного состояния. Журналистика вредит литературе, и в то же время большинство писателей пришло из журналистики, потому что она обогащает жизненным опытом. Где еще такой материал получишь, где еще такие судьбы найдешь? Журналистика питала литературу. Меня не питала. Я за время работы в «Калининградской правде» очень мало написал. Только сборник «Всего дороже». Мне пришлось изгонять штампы, затертые слова, искать свои подходы».
Поиски художественных форм и глубокого содержания не были напрасными. Сборник стихов «Судьбы моей архипелаг», который вышел к 70-летию поэта, оказался богатым мыслями и художественными средствами. Архипелаг судьбы поэта состоит из пяти островов: любви, вдохновения, странствий, отчаяния, надежды. Он остался верен себе, кипящему «в смоляном котле любви»:
Кому-то силушка дана,
Кому талант высокой пробы,
А мне дана любовь-
Одна,
Неистребимая, до гроба.
И судьбою было дано ему стать поэтом в России, что, как известно, чревато «Черной речкой», неважно где, в Москве, на Кавказе, в Елабуге:
У поэтов дерзанье свое:
Вызывают на Черную речку
Не Дантесов, а смерть самое.
Поэту нельзя без странствий, он нуждается в новых впечатлениях, в новых встречах, но чтобы потом обязательно вернуться «к порогу отчему», «в свое гнездо, в родную Русь». Анатолий Алексеевич с удовольствием вспоминает о дружбе с писателем Анатолием Соболевым, который жил в Калининграде в течение 12 лет на улице Алябьева:
«Мы дружили семьями. В книге «По вере нашей» есть эта история нашего путешествия. Мы сели в моего «Москвича», загрузились и поехали по маршруту: Литва, Латвия, Эстония, Ленинградская область, Псков, Пушкинские места, а оттуда - в Белоруссию. И назад - домой. Была интереснейшая поездка. Соболев - удивительный человек. Сам себя назначил командором пробега, написал приказ. У меня сохранилась тетрадь, в которой по итогам каждого дня он отдавал приказы. Я был назначен рулевым, Галя – его жена, которая повторяла все движения водителя, дублером рулевого, а моей супруге должности не досталось, и она значилась – «лишним пассажиром». Это было здорово, весело, путешествовали с удовольствием. Сформировался я как литератор под воздействием Соболева. Его книги, его рассказы, его друзья, их оценки важны для меня. Мы в первый раз поссорились с ним из-за Рубцова. Анатолий был в восторге от Рубцова, а я поначалу не понял его, но теперь иначе отношусь, открыл для себя Рубцова, а Соболев вначале обиделся на меня из-за него и кричал на меня. Быков к нему приезжал сюда в гости, очень надменный, считающий себя недооцененным. С В. Астафьевым был близок, дружили хорошо. Но под конец жизни Астафьев написал пакостную книгу на русских, не знаю, чем они его обидели. Соболев писал ему письмо, пытаясь переубедить, и с Василием Быковым у него была полемика. Быков обиделся, что Лукашенко не дал ему премию и уехал в Финляндию. Хоронили в Белоруссии с почестями. И Лукашенко не было, а венок от него был, и соболезнование тоже. Соболев издавал в год одну-две книги. Выходили они в Москве, и переводили его в разных странах: в Германии, Польше, Болгарии, Чехословакии. Я поклонник Соболева. Я считаю его и Юрия Куранова самыми заметными фигурами в нашей литературе. С Курановым я мимоходом встречался, а Соболев - с ним много общался. Соболев прошел войну, а Куранов – из детей войны. Я бы назвал его книгу «Якорей не бросать» самой значительной. Он приехал в Калининград уже известным писателем, лауреатом двух конкурсов. И стал писать на местном военном материале. А потом отправился в море, когда его попросили написать о рыбаках. Ушел он в экипаже не первым помощником, не комиссаром, а рулевым, а ему было уже 50 лет. И сердце было не очень здоровым. Собрал материал огромный, а книжка писалась плохо. Он остановился, писал другие книги, а потом вернулся к этой и написал о нашем варварском отношении к ресурсам океана. Книжка получилась публицистической по нацеленности, очень яркой, и ее очень интересно читать. Также его книга «Награде не подлежит» весьма интересная. Роман о тех войнах, о которых мало известно, о тех, кто даже медали не получил. Он сам, кстати, пройдя войну, не имел даже медали «За Победу над Германией». Большой писатель - Анатолий Соболев».
Душа поэта Лунина живет на еще одном острове архипелага судьбы – острове отчаяния. Он страдает от лицемерия, продажности, предательства и беспамятства, нравственной дезориентации людей:
А пока рассвет не синий
И туманится простор.
Черный коршун над Россией
Злые крылья распростер.
Сердце его болит за истребление человеком природы:
Господа,
Кто из вас изнасиловал рощу?
Кто распял, оскопил
Благодатный родник?
К этой теме возвращается писатель в книге прозы «По вере нашей», вышедшей в 2006 году, в которой изображено поколение детей войны и предстают размышления автора о событиях последних двадцати лет. Он не может согласиться с авторами, которые стремятся к «счастливому» забвению прошлого, ведущему к утрате в сознании людей историчности, а значит к утрате ответственности и способности к самоидентичности, к иссяканию жизни и творческого ресурса, банкротству альтернативных сил, к измельчанию человека. Анатолий Лунин ставит перед собой масштабные задачи - противостоять нивелировке национального сознания, мобилизовать духовные сил России. «Меня обижает, - размышляет писатель, - когда говорят, что я написал свою личную биографию. Есть личное, но в данном случае не моя судьба, а биография поколения, той категории, которая возмущается на кухне, в трамвае бурчит, и палец не палец не ударит, чтобы что-то изменить. Герой нашего времени - хороший человек, умный, не гнусный, но он никакой. Мой герой – рядовой армии послушных. Мой герой не героичен. Я тоже отношусь к такой категории: поворчать, а не участвовать в сражениях, я не воин. А надо было показать эту категорию людей. У человека есть позиция, но он не сражается за нее. И я считаю, что надо осудить его за это, надо быть солдатом, если ты в оппозиции, так будь в оппозиции. Алексей Старцев покойный говорил: «Ну, ты сам себя расписал». Я не о себе написал, а о своем поколении. Есть реальные эпизоды, которые мне рассказывали очевидцы. Много лично пережито, но много в книге и того, что все пережили. Это художественное произведение, это не личное исповедование, а призыв всем исповедоваться. «Почему тогда повествование от первого лица?» - спрашивают. И Пушкин от себя писал в «Капитанской дочке». «Мой отец – Гринев…» Первая глава в моей книге заканчивается словами: «Так я родился». Там есть такая фраза, и она мне нравится. Я не стал уходить от первого лица. Начинается история с 30-х годов и идет до сегодняшнего дня. Мысль моя одна – чистая совесть, она определяет все. Постараться не грешить, а если согрешил, покайся. А ваша вера? По вере вашей воздастся вам. Моя вера партийная, хотя это и не модно. Но постигает трагедия человека, когда он меняет свои убеждения, он сдирает с себя кожу, ломает себя. В любой партии не должно быть стадности, а должно быть критическое начало. Дед любил говорить: «Не спеши под козырек». А ты почеши под козырьком, подумай сначала. Всегда было разное отношение к тому, что происходило в стране. Я как-то чуть не вылетел из партийной школы. Я не согласился с Никитой Сергеевичем. Было шуму много, а закончилось тем, что меня членом парктома избрали. Критическое начало должно быть обязательно. Моя точка зрения, что нашего лидера трудно назвать лидером. А революции не лидеры делают: вот в 1917 году в магазин не завезли хлеба, и бабы начали революцию. Поводом может послужить что угодно. 27 марта (это 2010 год) ходили на митинг на площадь Победы. Все огородили мальчики в форме. Проходили через арку, чтобы проверить, нет ли оружия. Люди подходят с плакатами. Порвали один плакат, где было написано: «В отставку Путина». Провоцировала милиция, чтобы пустить в ход дубинки. Арестовали две установки с микрофонами. Митинг проводили с мегафоном. Задержали депутатов совета под предлогом: «Верните украденные мобильные телефоны». Директор школы, заслуженная учительница, можно ее в этом подозревать? Такие вещи были все время. Драку пытались устроить. Я стоял у самого монумента матери-родины. Появились люди с плакатом «Правительство Путина в отставку». И молодой милиционер рванул этот плакат, смял. «Позор «Единой России» - тысячи людей осуждают ее. Губернатора требовали в отставку. Но к Медведеву люди относятся сдержанно. Он еще не проявил себя негативно.
Человек не в состоянии купить книгу, это нормально? А была самая читающая страна. Я не могу попасть к врачу глазному. Это нормально? А сколько закрыли детских садов, больниц, школ? Это ненормально. Непрофессионализм и безответственность вокруг. Лидеру страны недостаточно быть просто человеком с высшим образованием. У него должно быть державное мышление. Американец, прежде чем он станет президентом, должен побыть губернатором, и у него уже появляется опыт. Там четкая структура отбора. Задача государственного руководителя - предвидеть события, предвосхищать».
И снова возвратимся к архипелагу судьбы Лунина. Надежда умирает последней. Его последний остров надежды. Он делит свою судьбу со своим народом, он находит радость в общении с умным человеком, в народном творчестве, в вере, опираясь на вечное. И не случайно так много стихов А.Лунина положено на песни.
«Одна женщина обратилась ко мне с просьбой настоятельной, чтобы я написал гимн о детях войны. Текст я написал, дал Саше Морозову попробовать написать музыку. Дети войны – это категория особая. Какая тяжесть легла их на плечи, неизмеримая. В школу ходить надо, но и работать тоже надо. Работали в полную меру. У меня есть опыт работы на тракторе. Бензина не было, и нам прислали газогенератор. Деревянные чурки закладываешь в специальную такую тумбу, чтобы образовался газ под давлением. И газ поступает в генератор. Он был очень слабым такой трактор. Плуга не тащил. Мы звали его «Гена» от слова генератор. Намучились с ним. А с махоркой. А свеклу полоть! Вот когда сенокос начинался, для нас, мальчишек, была отрада. На лошадь верхом садишься, подъезжаешь к копне, веревку обхватываешь и волочешь. Были еще конные грабли, но у меня ноги не доставали до педали, не хватало роста. А на лошади я мог. Всегда ходил с мозолями на заднем месте. Жесткие у лошадей хребты…
Много ли песен? Около полсотни. Больше всего написал Алексей Мелехов покойный. У Калининграда были прочные отношения с Ольштынским воеводством, шел обмен делегациями. И каждый год проводились фестивали советской песни в Зеленой Гуре. Однажды поехала делегация, в которую включили меня с Лешей Мелеховым. Делегация из культурных обществ Советского Союза по связи с зарубежными странами. Возглавляла женщина из Москвы, мама режиссера Шахназарова. Входил в делегацию и поэт Николай Зиновьев. И была группа из Литвы. Мы ехали через Ольштын, а потом - до Варшавы. В Польше я и познакомился с Мелеховым. И там он пел знаменитый «Калининградский вальс». Я ему еще подсказывал: «Скажи, вашему зеленому городу от нашего зеленого города Калининграда. Вальс». Принимали очень тепло. Он с аккордеоном, к нему кинулись девушки, я помогал вытирать помаду. И там же родилась песня, посвященная Зеленой Гуре. Я Алексею давал свои сборники, а потом он писал песни на мои стихи, а я не думал, что это будет песня. Не каждое стихотворение годится для песни. Потом мы с ним написали лирическую песню для работников вагонзавода «Вдоль Преголи, вдоль канала». И про Нижний пруд, и про морской канал. Издавали сборник песен, в котором половина песен на мои стихи, половина казачьих А.Мелехова».
Кроме Мелехова, на стихи Лунина написали музыку Григорий Айрапетянц, Александр Баукин, Макс Готтбейтер, Михаил Крепишков, Алексей Морозов. Калининградские праздники не обходятся без песен Лунина, в которых так много трепетной лирики и душевности. Как, например, в «Сказке балтийской волны», колыбельной:
Тучка не плачет, и чайка умолкла,
Дремлет задумчивый сад.
Ветер усталый улегся, и только
Волны морские шумят.
Волны приносят детишкам в подарок
Светлую сказку свою.
Спи, мой курносик,
Спи, мой янтарик,
Баюшки-баю-баю.
Мария Николаевна – муза Анатолия Алексеевича, жена, бесспорная вдохновительница, зовет нас пить чай. «Если бы не ее нагайка, она у меня казачьих кровей, - шутит муж, - не было бы этого последнего трехтомника». А Мария Николаевна рассказывает, что она физик по профессии, но одновременно и лирик. Работала учителем физики в 23-м лицее, а потом ушла в КВИМУ на кафедру физики, теперь на пенсии, но дома не сидит, освоила новую специальность - оператор связи на почте.
Анатолий Алексеевич поверг меня в полное изумление: «Ее зарплату складываем, живя на наши пенсии, а потом тратим на издание моих книг. Муза она во всех отношениях. А познакомились так: ездили на море купаться. Сидим в электричке. Я достаю стихи Василия Федорова. Напротив сидит женщина и читает точно такую же книгу. Читаем одно и то же, и отношение к поэту совпало. Это было нам основным толчком. Федоров – великий поэт».
Мария Николаевна продолжает: «Мы много вместе занимались спортом, знались и по морю, и по спортзалу. Темы не подсказываю, но подсказываю названия. Не хвалю, а критикую, когда не нравится, а иногда промолчу. Он мне дает читать свеженаписанное. Раньше выписывали «Иностранную литературу», «Литературную газету». Мы ведь в очередь записывались на книги. Все, что в журналах печаталось, все читали. Бегали в обкомовскую библиотеку, брали журналы, а еще в КВИМУ была хорошая библиотека. Едем на машине, я вслух читаю. Хотелось все прочитать, узнать новое, ждали новых журналов с нетерпением».
Мария Николаевна достает фотографии: вот ее прекрасная фигура на белом снегу. «Это когда моржевали», - поясняет она. Фотографии повествуют своим языком о дружбе с поляками, с писателем Анатолием Соболевым, вот они на Куршской косе, а вот на даче с сортовыми овощами и плодовыми деревьями. Фотографии не дают забыть подробности жизни. Многие из них становятся «Шрамами на сердце», как называется сборник стихов 2008 года. Они похожи на складки гор, в которых протекают стремительные, чистейшие реки. Экологически здоровой, духовно оздоравливающей является и поэзия Лунина. Она как целительный горный воздух для общества, глоток свежей воды для человека с пересохшим горлом то ли от волнения, то ли от житейских тягот, то ли от боли за будущее человечества.
Через сердце поэта проходят боль и разлуки, любовь и радость, все, что происходит и происходило с ним, с нами, читателями, с Отечеством.