Хорошие стихи люблю. Читаю. Но, вот, попалось как-то на просторах Интернета, на портале стихи.ру, стихотворение Бориса Нухимовича Бартфельда «Предчувствие». Бартфельд числится председателем Калининградской писательской организации Союза российских писателей, что само по себе обязано свидетельствовать о высочайшем уровне его поэтического и писательского таланта. Ведь даже Пушкин не был председателем какой-либо региональной писательской организации. И Лермонтов не был. Бартфельд же является председателем. Очевидно, что писатели и поэты Калининградской области обнаружили у него особый талант и оценили этот талант по заслугам, избрав Бартфельда своим председателем. Название же стихотворения «Предчувствие» предполагает наличие у автора определенных духовных способностей, чего-то вроде прозорливости. Естественно, мне очень захотелось прочитать это стихотворение. Прочитал. Вот оно:

«И ты умрешь в январские морозы
Не от болезни сердца или почек,
Не от предельной алкогольной дозы,
А от любви, верней ее конца.
О чем ты будешь извещен с утра
Ударом топора или ножа,
Иль выстрелом двуствольного ружья

Что характерно в целом для поэта
С большою силой самовыраженья
И склонностью известной к ежедневным
Встречам с жрецами Бахуса,
Что Баха не слыхали никогда.

Твоя подруга с говором напевным
Простить тебе не сможет охлажденья,
А более простить не сможет нарушенья
В переводах неявного блуждающего ритма
Ее высокого исходного стиха.

Таков итог любви, поэтому будь чуток
К прикосновениям, оттенкам голоса,
Полутонам в любое время суток,
Особенно с утра и в январе,
Особенно в крещенье, после святок,
Да именно с утра».

Сказать, что я испытал чувство глубочайшего разочарования, значит, ничего не сказать. Первая строчка ясно показывала претензии автора на подражание бессмертному рубцовскому «Я умру в крещенские морозы…» Но каким жалким оказалось это подражание. Язык не поворачивается назвать этот текст стихотворением. Размер, метр, ритм, рифма – где здесь обязательные атрибуты поэзии? Я не поклонник верлибра. Верлибр используют те, кто не может сочинять стихи. Рубцов писал стихи. Рубцов был настоящим поэтом. Сравним римейк Бартфельда с оригиналом Рубцова:

Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат берёзы.
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывёт, забытый и унылый,
Разобьётся с треском,
и в потёмки
Уплывут ужасные обломки.
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя!

Рифма, метр, размер – всё на своих местах. Кратко, красиво и звучно. Ни одного лишнего слова! Ни убавить, ни добавить – так пишут гении.

Вышесказанное касается формы. Но, кроме формы, у художественного произведения есть и содержание. В своем «Предчувствии» Бартфельд предсказывает чью-то смерть, и смерть насильственную, «не от болезни сердца или почек, не от предельной алкогольной дозы». Кокетливое предсказание даётся с некоторым оттенком садизма в перечислении возможных вариантов насильственного прекращения жизни: «О чем ты будешь извещен с утра ударом топора или ножа, иль выстрелом двуствольного ружья». Правильнее было бы написать «залпом из двуствольного ружья», но в свете вышеизложенного не будем придираться к грамматическим ошибкам. Оттенок садизма может оказаться оттенком мазохизма, если автор пишет своё предсказание, глядя в зеркало. Но, зачём всё это!? Зачем мучительно излагать верлибром советы кому-то (или самому себе) «быть чутким к прикосновеньям, оттенкам голоса, полутонам в любое время суток, особенно с утра и в январе, особенно в крещенье после святок, да именно с утра»!?

Николай Рубцов действительно был убит в ночь на Крещение Господне, 19 января 1971 года. Естественно, проще всего принять стихотворение «Я умру в крещенские морозы», написанное в 1970 году, как предсказание Рубцовым точной даты своей смерти. Обыватели всех времён и народов любили всё загадочное, любили точные предсказания. Но, о дате ли своей смерти написал Рубцов, или о чем-то ином? И, если сбылось предсказание о смерти в праздник Крещения Господня 1971 года, то почему же тогда весной 1971 года не сбылось предсказание о размытой речными волнами могиле поэта?

Видится, что толковать стихотворение «Я умру в крещенские морозы» как предсказание Рубцовым даты своей смерти может только поверхностный читатель. Подражать же этому предсказанию вдвойне глупо. Да, Рубцова убили именно 19 января, в Крещение Господне. Но смысл, вложенный поэтом в стихотворение, более глубок. Сорок пять лет прошло с его трагической гибели, и мы уже не помним, что начало творчества Рубцова совпало с любопытным периодом истории СССР, получившим название «оттепель» от одноименной повести Ильи Эренбурга. Этот период обычно связывают с осуждением культа личности Сталина. В области литературы в этот период ослабла цензура, стало возможным более критическое освящение действительности. Солженицин опубликовал «Один день Ивана Денисовича», Дудинцев – роман «Не хлебом единым»… Активно публиковались другие писатели и поэты – Тендряков, Пастернак, Рождественский, Евтушенко, Вознесенский… Происходило это в рамках советской действительности, в рамках советской культуры. Наиболее заметно в литературе выразили себя т.н. «шестидесятники», выходцы из партийной или интеллигентской среды, сформировавшейся в 1920-е годы. Родители их были, как правило, убежденными большевиками, пострадавшими от сталинских чисток. Коммунистические убеждения были для «шестидесятников» само собою разумеющимися. Также они обычно были атеистами. Возможности «оттепели» они восприняли настолько узко, что несколько позже, в годы «перестройки», Станиславу Куняеву пришлось напоминать:

Сын за отца не ответчик, и всё же
Тот, кто готовит кровавое ложе,
Некогда должен запачкаться сам…
Ежели кто на крови поскользнулся
Или на лесоповале очнулся,
Пусть принесёт благодарность отцам.

Наша возникшая разом элита,
Грозного времени нервная свита,
Как вам в двадцатые годы спалось?
Вы танцевали танго и чарльстоны,
Чтоб не слыхать беломорские стоны
Там, где трещала крестьянская кость.

Знать не желают арбатские души,
Как умирают в Нарыме от стужи
Русский священник и нищий кулак…
Старый Арбат переходит в наследство
Детям… На Волге идёт людоедство.
На Соловках расцветает ГУЛАГ.

Дети Арбата свободою дышат
И ни проклятий, ни стонов не слышат,
Любят чекистов и славят Вождя,
Благо пока что петух их не клюнул,
Благо из них ни один не подумал,
Что с ними станет лет семь погодя.

Скоро на полную мощность машина
Выйдет, и в этом, наверно, причина,
Что неожиданен будет итог…
Кронос, что делаешь? Это же дети –
Семя твоё! Упаси их от смерти!..
Но глух и нем древнегреческий рок.

Попировали маленько – и хватит.
Вам ли не знать, что история катит
Не по коврам, а по хрупким костям.
Славно и весело вы погостили
И растворились в просторах России,
Дачи оставили новым гостям.

Однако в условиях общего ослабления давления со стороны коммунистической партии на область искусства некоторую свободу творчества получили и те его деятели, которые работали в русле национальной, русской традиции. Впервые были опубликованы ранее запрещенные произведения. Далеко не все, конечно. Но, например, доступным стало творчество Михаила Булгакова («Белая гвардия», «Мастер и Маргарита», «Театральный роман»). В романе «Белая гвардия», в отличие от большинства произведений советской литературы, противники советской власти во времена Гражданской войны изображены не презренными негодяями, но внушающими симпатию людьми, хотя и сбитыми с толку и отстаивающими безнадежное дело. Некоторые русские писатели вернулись из заграницы. Тоже не все. Но, например, вернувшийся в 1957 году из Аргентины Юрий Слепухин творил впоследствии в СССР, отнюдь не руководствуясь методом социалистического реализма. Естественно, не всё ему удалось опубликовать до «перестройки».

Изменились повести и романы, посвященные Великой Отечественной войне. Советский героический пафос сменился исследованием нравственных истоков подвига. Появились книги Юрия Бондарева «Батальоны просят огня», «Горячий снег», «Последние залпы»; Виктора Астафьева «Звездопад», «Пастух и пастушка»… Зазвучала запрещенная ранее песня «Враги сожгли родную хату». Не удалось запретить песню «Журавли» на стихи Расула Гамзатова, хотя советские ветераны попытались это сделать, увидев в образе журавлей религиозную символику.

В литературе 1950-1960-х годов впервые стали подниматься такие вопросы, далёкие от строительства коммунизма, как проблемы русской деревни, любовь к родной земле, духовная связь человека с предшествующими поколениями. Образовалась группа писателей, названных «деревенщиками» (Валентин Распутин, Василий Белов, Федор Абрамов и другие). Писатель и поэт Владимир Солоухин опубликовал свои книги «Мать-мачеха» (1964), «Письма из Русского музея» (1967), «Черные доски» (1969).

Попытка возрождения русской культуры коснулась и других видов искусства. В 1957 году в Центральном доме работников искусств в Москве состоялась первая выставка работ художника Ильи Глазунова, имевшая большой успех. В начале 1960-х годов Глазунов создал патриотический клуб «Родина», который позже был запрещен.

Кинорежиссер Иван Пырьев обратился к творчеству Достоевского, что раньше было немыслимо для советского кинематографа. В 1958 году он снял первую серию фильма «Идиот» по роману Достоевского, в 1959 году – «Белые ночи», а затем приступил к съемкам «Братьев Карамазовых». Режиссер Андрей Тарковский снял «Иваново детство», в 1966 году – «Андрея Рублева». Сергей Бондарчук в 1965-1967 гг. снял киноэпопею «Война и мир» по роману Льва Толстого.

В 1965 году деятелями русской культуры было учреждено Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), которому удалось сохранить и восстановить тысячи исторических зданий, в том числе православных храмов и монастырей. ВООПИиК непосредственно принимало участие в создании Музея Куликовской битвы, музеев деревянного зодчества «Витославлицы», «Малые Корелы» и других.

Так вот, творчество Николая Рубцова началось в эпоху «оттепели». В 1957 году он опубликовал в газете «На страже Заполярья» своё первой стихотворение. В 1962 году в «Самиздате» выпустил первый сборник своих стихов. Учился в Литературном институте им. Горького в Москве, где близко познакомился с такими людьми, как Станислав Куняев, Вадим Кожанов… Творчество Рубцова вписывалось в общее направление попытки возрождения русской культуры. К числу «шестидесятников» отнести его нельзя. Особое место в поэзии Рубцова заняли родная Вологодчина, Русский Север, Россия. Он всё видел и понимал. Рубцов переживал и за гибнущую русскую деревню, он болел и за судьбу всей России:

Россия, Русь — куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у смутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя...
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.

«Оттепель» была явлением неоднозначным. Если в области искусства советское государство несколько ослабило свой контроль, то в области религии при Хрущеве давление усилилось. Партия принимала грозные постановления по активизации антирелигиозной борьбы, и эти постановления претворялись в жизнь. Закрывались приходы и монастыри, взрывались храмы. Рубцов не был воцерковленным православным христианином. Воспитывался он в советском детском доме со всеми вытекающими последствиями. Однако следует обратить внимание хотя бы на то, что он завещал похоронить себя «там, где похоронен Батюшков». А Батюшков был похоронен в Спасо- Прилуцком монастыре возле Вологды. Русские храмы и монастыри всегда привлекали внимание Рубцова. Храмы взрывались… Умирала и русская деревня.

«Оттепель» закончилась с отставкой Хрущева. Партийный режим начал зажимать всех творческих людей, вышедших за рамки социалистической идеологии. Над отдельными писателями (Синявский, Даниэль в 1966 году) провели показательные судебные процессы именно за их произведения. Впрочем, случались процессы и за участие в антисоветских организациях, например, против «Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа» (ВСХСОН) в 1968 году. Программа ВСХСОН, по словам Леонида Бородина, заключалась в трех основных лозунгах — христианизация политики, христианизация экономики и христианизация культуры. Леонид Бородин получил свои шесть лет политлагерей строгого режима, в заключении стал писать стихи, а по освобождении – прозу. Легально издать написанное удалось только в результате «перестройки».

В 1970 году произошел разгром журнала «Новый мир» и увольнение его главного редактора Александра Твардовского. Это было последнее предупреждение всем творческим людям СССР, всем писателям и поэтам. «Оттепель» закончилась, продолжилась зима. Зимой крещенские морозы считаются самыми суровыми. Смею предположить, что в первых строках своего стихотворения «Я умру в крещенские морозы» Николай Рубцов подразумевал не точную дату своей смерти, а ту эпоху советской истории, в которую ему выпало жить и творить, и в какую предстояло умереть. Береза – символ России. Слова «я умру, когда трещат березы» означают тот период советской истории, когда добивалось то, что осталось от России. Можно найти параллели в мироощущении других поэтов. Владимир Солоухин в своём стихотворении «Друзьям» так описал сложившуюся в стране ситуацию:

…Россия - одна могила
Без края и без конца.

В черную свалены яму
Сокровища всех времен:
И златоглавые храмы,
И колокольный звон.

Усадьбы, пруды и парки,
Аллеи в свете зари,
И триумфальные арки,
И белые монастыри.

В уютных мельницах реки,
И ветряков крыло.
Старинные библиотеки
И старое серебро.

Грив лошадиных космы,
Ярмарок пестрота,
Праздники и сенокосы,
Милость и доброта.

Трезвая скромность буден,
Яркость песенных слов.
Шаляпин, Рахманинов, Бунин,
Есенин, Блок, Гумилев.

Славных преданий древних
Внятные голоса.
Российские наши деревни,
Воды, недра, леса.

Россия - одна могила,
Россия - под глыбой тьмы...
И все же она не погибла,
Пока еще живы мы.

Держитесь, копите силы,
Нам уходить нельзя.
Россия еще не погибла,
Пока мы живы, друзья.

Рубцов уложился в две короткие строчки. Но сколько в них…

Рубцовское стихотворение «Я умру в крещенские морозы» - не только о смерти. Оно говорит и о бессмертии. Большим русским поэтам вообще свойственно не только подводить итоги своей жизни и творчеству, но и пытаться заглянуть в будущее. В своё время Александр Пушкин сделал это в общеизвестном «Памятнике»:

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Уже в наше время Игорь Тальков написал так:

Я пророчить не берусь,
Но точно знаю, что вернусь.
Пусть даже через сто веков,
В страну не дураков, а гениев.
И, поверженный в бою,
Я воскресну и спою
На первом дне рождения страны,
вернувшейся с войны.

Смерть и воскресение… В оставшихся восьми строках своего стихотворения Николай Рубцов пророчествует о будущем России, и о будущем своего творческого наследия. При всей неоднозначности результатов «перестройки» она дала новую возможность возрождения и Православию, и русской национальной культуре. Общеизвестно, что началась «перестройка» с «апрельских тезисов» Горбачева. Всесоюзная ассоциация писателей в поддержку перестройки получила знаковое название «Апрель». Весна! У «шестидесятников» открылось второе дыхание, и они с энтузиазмом включились в «обновление» и «демократизацию» социализма, пока вызванный и их деятельностью в числе прочих факторов распад СССР не привёл эту субкультуру советской интеллигенции к вымиранию. В 1991 году Александр Поздняков описал мироощущение столичного обывателя периода начала «перестройки»:

…Помню я, как пробил
По мозгам первый час перестройки,
Помню ветер над нами –
Весенний, весёлый и злой,
Как поднялся народ,
Заскрипев на заржавленной койке,
Как «Да здравствует» лозунг
Поспешно сменил на «Долой».

Как мы шли в Лужники,
Как нам рукоплескала столица,
Я готов удавиться
Тогда был за несколько строк.
Руки – крылья мои
Распахнулись шуршащей страницей,
Вместо сердца рычал
Не мотор, а журнал «Огонек».

Рубцов оказался прав: «А весною ужас будет полный». Перестройка сопровождалась полным ужасом: невероятным количеством техногенных катастроф (один Чернобыль чего стоит!), разнообразными конфликтами на всех уровнях вплоть до вооруженных, и привела к распаду страны. Но, образно говоря, хлынувшие на погост весенние речные волны действительно разрушили в числе прочего и «гроб» русского поэта. Удивительно, но его творчество оказалось востребовано именно в эти годы. Ещё в семидесятые годы в РСФСР было издано несколько сборников стихов Рубцова, но в восьмидесятые годы внимание к его творческому наследию вышло на новый уровень. На всю страну зазвучали песни на стихи Рубцова: «В горнице моей светло» на музыку Александра Морозова, «Улетели листья» (группа «Форум»). Песни на стихи Рубцова стал исполнять Александр Градский. Большую популярность получила песня «Букет» в исполнении Александра Барыкина. К творчеству Рубцова обратились и другие барды, певцы, группы. Показательно число памятников и мемориальных досок, установленных в честь поэта в разных городах России в последнюю четверть века. Так, памятники Рубцову появились в Вологде, Тотьме, Емецке, Мурманске… Именем Рубцова названы улицы в Вологде, Санкт-Петербурге, Парголово, Дубровке, селе Никольском… Именем Рубцова названы библиотеки, музеи, школы. В Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, Уфе, Кирове действуют Рубцовские центры. Проводятся Всероссийские конкурсы, фестивали…

Да, «забытый и унылый гроб» всплыл из затопленной могилы и разбился с треском! Ужасные обломки уплыли в потёмки! «Я не знаю, что это такое. Я не верю вечности покоя!» Так и слышится: «Я не верю вечности застоя». Пропагандистско-литературное клише «Эпоха застоя» родилось через полтора десятка лет после гибели Рубцова. Оно фактически и означает период в истории СССР от «Хрущевской оттепели» до «перестройки», но русские поэты, конечно, не пользовались и не пользуются подобными терминами. Если для «шестидесятников» существует «эпоха застоя», то для Рубцова – «крещенские морозы, когда трещат березы».

Ну и как после «Я умру в крещенские морозы» Николая Рубцова принять «И ты умрешь в январские морозы» Бориса Нухимовича Бартфельда? Неудачный римейк с абсолютно пустым содержанием? Тщетная попытка стать на один уровень с гением? Что это? Не берусь судить, но какую-то оценку для себя иметь надо. Для объективности попробовал почитать другие шедевры Бартфельда. Натолкнулся на стихотворение «Осень»:

Начало сентября,
Внахлест идут дожди.
Один не кончился, другой уж начинает,
Но все равно в озерах не хватает
Катастрофически воды.

Опять хромает рифма: «дожди» и «воды» совсем плохо рифмуются. А с авторским описанием начала сентября согласиться совсем сложно. Для Калининградской области для начала сентября более характерно тёплое солнечное «бабье лето». Да и фактически, по юлианскому календарю стоит конец августа, то есть лето продолжается. И совершенно непонятно, как в озёрах может не хватать «катастрофически» воды, да ещё при проливных дождях? Живу в озерном краю, и подобных катаклизмов не наблюдал даже в засушливые сезоны. В местных озёрах (Выштынец, Мариново, Рыбное и сотни других) воды всегда хватает. Зачем клеветать на калининградскую природу с её влажным приморским климатом и стабильным избытком воды?

Ночной туман к утру не успевает
Сползти с дорог в низины и кусты,
И в поле аисты шагают,
По клюв в туман погружены.

Всё! Дальше читать просто невозможно! Дело даже не в отсутствии рифмы в словах «кусты» и «погружены». Дело в том, что в начале сентября в Калининградской области аисты не шагают по полям! Не могут шагать! Эта Божия птица обладает интересной особенностью. Все аисты поголовно покидают Калининградскую область до праздника Успения Пресвятой Богородицы, до 28 августа по гражданскому календарю. Это – закон природы! Любой житель области это знает. На всю область может остаться какой-нибудь один больной аист, не способный долететь до Африки, которого сердобольные люди ловят и сдают на зиму в зоопарк, но все остальные исчезают в какую-нибудь ночь до праздника Успения Богородицы. Это может случиться в ночь на 23 августа, может – в ночь на 26 августа. На 28 августа аистов в Калининградской области уже нет. Не верите? Через месяц с небольшим можете проверить!

Однажды я был свидетелем этого отлёта. Как-то в Успенский пост уже после полуночи возвращался из одного посёлка. Дорога, обсаженная деревьями, петляла между полей. Внезапно лучи фар высветили множество птиц, которые как-то нелепо кувыркались в воздухе и над дорогой, и над окрестными полями. Их были сотни, если не тысячи. Раскрыв клювы, аисты неуклюже махали крыльями, вроде бы бестолково перемещаясь с места на место. Непонятно было, как они ориентировались в полной темноте. Однако в бессмысленности движений каждого отдельного аиста прослеживалась какая-то осмысленная сила, руководящая всеми ими. Эта сила собрала их в громадную стаю, подняла в воздух и теперь строила для какого-то совместного дела. На моих глазах совершалось что-то таинственное, чему не следовало мешать. Я поехал своей дорогой, а утром оказалось, что аисты исчезли со всей территории области.

В «Осени» Бартфельда налицо страшная оторванность от реальной жизни. Откуда, с какой луны упал этот поэт в Калининградскую область? Зачем пишутся подобные стихи? Только для того, чтобы что-нибудь написать и поместить в Интернете на стихи.ру, показать себя «тоже поэтом»? Калининградскую природу, судя по «Осени», он не знает и не понимает. Но стихи про эту самую природу пишет. Судя по биографии, Бартфельд свои шестьдесят лет прожил очень успешно. В советское время работал «физиком». Кстати, в «эпоху застоя» «физики» были гораздо более любимы советским государством, чем т.н. «лирики». Не знаю, каких успехов Бартфельд достиг в науке, но в начале 1990-х годов он занялся оптовой торговлей, в которой точно преуспел. Заработанный капитал вложил в гостиничный бизнес, в котором также добился успехов. Часть построенного им в Калининграде гостевого дома арендовало в своё время консульство Германии, что обеспечило не только стабильный доход в валюте, но и завидные связи. Еще один гостевой дом был построен Бартфельдом в Светлогорске. Теперь бывший «физик», бывший оптовый торговец и нынешний владелец гостевых домов стал председателем писательской организации. Над этим феноменом стоит поразмышлять.

В конце своей «Осени» Бартфельд пару раз повторяет, как заклинание: «любовь и грусть, любовь и грусть». Вроде бы даже мило… Но тут я вспоминаю, что у Рубцова тоже было стихотворение про сентябрь, и там в конце тоже говорилось про грусть. Захотелось сравнить. Вот оно:

Слава тебе, поднебесный
Радостный краткий покой!
Солнечный блеск твой чудесный
С нашей играет рекой,
С рощей играет багряной,
С россыпью ягод в сенях,
Словно бы праздник нагрянул
На златогривых конях!
Радуюсь громкому лаю,
Листьям, корове, грачу,
И ничего не желаю,
И ничего не хочу!
И никому не известно
То, что, с зимой говоря,
В бездне таится небесной
Ветер и грусть октября...

Ритмично, чётко, красиво, жизнерадостно и соответствует реальной жизни. В начале сентября повода для грусти нет и быть не может. Ведь это фактически ещё лето. Даже в середине сентября повода для грусти нет. Другое дело – октябрь. В сентябре же можно лишь предчувствовать октябрьскую грусть природы. Рубцов и разглядел эту грусть октября, таящуюся в бездне небесной. Рубцов – настоящий поэт! «Надежда русской поэзии», как назвал его Федор Абрамов. Погиб рано, в 35 лет. А Бартфельд не понимает Калининградской природы, поэтому и написал что-то, не соответствующее реальности. Зато Бартфельд числится председателем Калининградской писательской организации Союза российских писателей. Это, конечно, показывает общий уровень современных калининградских поэтов и писателей, членов этой организации. В председатели выбирают обычно самого лучшего. А если сливки такие, то каково молочко?