Светлана Леонтьева
Обзор журнала «Берега» 4-2024
Журнал «БЕРЕГА» — это послание с берегов Балтийских
Павел, волею Божиею призванный апостол Иисуса Христа, и Сосфен брат,
церкви Божией, находящейся в Коринфе, освященным во Христе Иисусе, призванным святым, со всеми призывающими имя Господа нашего Иисуса Христа, во всяком месте, у них и у нас… Из «Послания к коринфянам»
Берег – это всегда твердь.
Остров – это твердь омываемая водами.
Материк – это опора, основа, матрица, это спасение и незыблемость. Это устои, правила, это Вечная церковь, сидящая на Холме, это гора, возвышающаяся над морем. И это первое послание Павла к Коринфянам. Коринф был крупным портовым городом в древнем мире и имел множество храмов. Здесь ютились греческие и римские боги. В Коринфе Павел провел полтора года, знакомясь с разными людьми (торговцами, аки они приезжали сюда по делам наживы, простыми людьми, держателями помещений), ПАВЕЛ разговаривая с ними об Иисусе, и у него, как сейчас говорят, были поклонники, то есть вёл «информационную пропаганду».
Как известно, что против нас, русских, идёт информационный бой. Это не новое явление. Поэтому негативным контентам надо сопротивляться. Вести свою битву. Направлять свои войска супротив врага нашего. Также, как Павел, приступивший к созданию Церквей, подвергался нападкам, также и наша Россия тоже подвергается им. А Россия – это наша огромная святая церковь, которая не может уступить свои холмы врагам. Поэтому, как послание Павла к людям Коринфа, где он пишет и взывает звучит так, если переложить его высочайшее духовное слово в рифму:
«Любовь не перестанет никогда:
одна любовь нетленна в мире нашем.
Я – медь звенящая
и я – кимвал звучащий,
пуст без любви - я, пресная вода.
Я всё раздам деревни, города,
и тело я отдам: жги в пепел тело!
Но если без любви мне это делать,
то я – Ничто,
мне имя – Никогда.
Любовь лишь долготерпит и она
не имет зависти,
возгордости,
взношенья.
Лишь милосердствует, не злится, семена
сажает добрые она до колошенья.
Любовь не перестанет никогда,
хоть смолкнут языки, погаснут знанья,
пророчества замолкнут на устах,
любовь останется комочком под гортанью!»
(СТИХИ – мои. СЛ.)
То в сухом остатке получается, что Павел не мог не высказать своё Послание.
Журнал «Берега», главным проводником русского слова коего является Лидия Довыденко, имеет статус тоже Послания к людям земли, ибо объединяет, как Европу, так и Азию в своём литературном продвижении.
Делая обзор номеров, я всегда обращаю внимание на новизну тем. Сюжетов. На поворот линии от одного берега поэзии к переходу линии прозы и эстетизма. Привлекло моё внимание Эссе
«ОДУХОТВОРЕНИЕ» (О сборнике стихов Владимира Скифа «В порту Байкал Распутин бытовал» (2024)
Скажу по правде, что я знакома с Владимиром Скифом, но именно благодаря статье Лидии Владимировны я по-новому открыла для себя этого поэта:
«Что наш жизненный путь? Божественный промысел? Судьба ли это, или полотно, на котором сами вышиваем нитями своих мыслей и идей? Или сами свой путь выбираем перед тем, как явиться в этот мир? Интуитивно выбираем уголок земли, священный именно для нас, выбираем время нашего пребывания на земле? Сегодня мы оказались в мире, теряющем рассудок. Его безумный выбор политики как чуть ли не главного занятия жизни – свидетельство деградации человека и вытеснение духовного смысла бытия, ощущение его эфемерности из-за избытка пустой, ничего не значащей «информации», которая таковой не является. Это ведёт человека к отказу от себя, ложно погружённого в надежду, что завтра некая политическая программа изменит его жизнь к лучшему, обманывая себя».
Далее Лидия Владимировна пишет: «Откуда у поэта этот зрелый дух, пробуждённость сердца, настоящая осмысленность, исповедальные догадки? Не от чистых ли вод Байкала, его могущества, его глубин, его синевы, подобной хитону Христа…
Вдумчивость и чувство света, который «и во тьме светит», Владимира Скифа, то, что он выносил, испытал, сердцем выбрал – это понимание жизни как пути за любовью:
Ах, судьба, ты не меньше,
Чем огонь и зола:
Поцелуями женщин
ты мне губы сожгла.
Жизнь мимо не прошла, неминуемо дала испить чашу любви, а за ней – поэзии чашу:
Ходят рифмы в загоне. / Я открою закут.
Пусть, как чалые кони, / Чёрный космос толкут.
(«Где былинки и корни...», 2006)
Погружаясь в неизмеримые высоты, как звёзды над Байкалом, Владимир Скиф создаёт поэтические образы, постигая чудесную тайну души, природы, «русской дали святой», и ты чувствуешь, как зажигается твоя внутренняя улыбка – это отражённый свет души поэта, любящего землю, открывающего радость и полноту настоящего момента бытия.
Во мгле деревня на автопилоте.
Куда-то в любом космосе летит,
Петух скорлупку месяца проглотит,
И снова тьма кромешная стоит…»
Немного погрузимся в биографию поэта:
Родился 15 февраля 1945 года на станции Куйтун Иркутской области в многодетной семье. Учился в посёлке Харик и в селе Лермонтовском Куйтунского района. В 1964 году был призван на Тихоокеанский флот, служил на Дальнем Востоке, в морской авиации, в 50-м отдельном Гвардейском дальне-разведывательном авиационном полку. В 1967 году демобилизовался и стал работать художником-оформителем на Иркутском авиазаводе. В 1970 году поступил в Иркутский государственный университет на отделение журналистики, который закончил в 1975 году. В 2009 году Владимир Петрович был избран и по 2011 год работал Председателем правления Иркутского регионального отделения СП России, с в Москве на XIII съезде Союза писателей России был избран Секретарём Правления Союза писателей России…» Именно в 2000 году я встретила Владимира Петровича на презентации его книги в ЦДЛ.
ЗМЕЯ
Подарю свою рубашку изо льна, из сна живого,
Что соткал на диком поле, провалившись в колее,
Ниоткуда возвестившей – о себе! – во мгле лиловой,
Очень странной, очень дерзкой, изумительной змее.
Подарю себя однажды, как живительную кожу,
Извивающейся, гибкой и талантливой змее,
Чтоб струилась, становилось на меня во всём похожей,
И, обвив меня собою, оставалась в забытье.
От меня не уползала, не двоилась, не кусала,
Позабыла про кресало и писала в темноте,
И меня бы не бросала, ну а я – Дерсу Узала –
Её кожей став навеки, поселился б на хвосте.
Пусть не рыба-кит змеюка, но с ней можно жить и ладить,
Ведь змея с моею кожей – это кто же? Это я?!
Я с собой хочу ужиться и змею – любить и гладить,
Подарю её себе я: здравствуй, юная змея!
(змеи в Сибири – это мистические существа. И, как я слышала, их яд самый смертельный…)
А Скиф себя подарил ей.
Скиф-поэт эпоха, поэт-скрижаль. Он пережил переломы века, разломы и впадины. Пережил 90-е годы, нулевые. И, насколько я помню, он постоянно издавал книги. Они выходили приличными тиражами, как в Москве, так и в Иркутске.
Ещё есть время жить и удивляться...
(Из новых стихов)
* * *
Стихает боль, когда в лучах рассвета
Ты начинаешь тихо оживать,
И у крыльца твоё топочет лето
И в жизнь, как в бой, неодолимо звать.
Родись скорей! Ну, что тебе мешает
Творить и звать мелодии души.
Тебя Господь на небе вопрошает:
Забыл свой путь?! Восстань и поспеши!
Ещё есть время жить и удивляться,
И принимать, как данность, красоту,
И от безумной жизни не стреляться,
А поклоняться Господу Христу!
* * *
Любой из нас в исканьях грешен
Но будет, всё-таки, утешен
Заботой Бога и Отца
В начале своего конца.
Творец во всём за нас в ответе,
И потому прощеньем светит
Улыбка Вышнего Творца
В начале твоего конца.
И жизнь с судьбою неделима,
И тянет непреодолимо
На суд героя и глупца
В начале своего конца.
И нам останется не строго
Прощенья вымолить у Бога
От грешной тяжести свинца
В начале своего конца.
* * *
Найти бы свет любви, дыханье
И звёздной ночи полыханье,
Которое сразило нас
Не в прошлом веке, не сейчас,
А в человеческом начале,
Где мы любили и встречали
Себя на будущей земле,
В большом добре, а не во зле.
В тех далях были мы спокойны,
И в свете не гремели войны,
Под небом расцветали дни
И в мире были мы одни!
* * *
Цивилизация устала
Быть безрассудной неспроста.
Ей места и свободы мало
У Православного креста.
Она умом своим блеснула
И совершив небесный взлёт,
В себя из космоса взглянуда
Отвергнув притяженья гнёт.
Не ощущая краха, страха
Вдруг осознала, что она
Среди вселенского размаха
В бескрайнем космосе – одна!
И ей привидится, приснится,
Что наступил её черёд:
Глубокий космос загорится,
Цивилизацию сотрёт.
И старый Ангел скажет хрипло
У догоревшего окна:
– Цивилизация погибла,
Она светилу не нужна!
* * *
Вчера уснуть ты не могла,
Хотя сдалась дождю на милость.
И ожила ночная мгла,
И время в ней остановилось.
Шуршали ветки под дождём,
И небо в тихий двор скатилось.
Мы часто ночью чуда ждём,
Чтобы оно, как сон, случилось.
И кажется, что чудо есть,
Во мгле качаются растенья,
И между ними – там и здесь –
Молчат потери, обретенья…
Остановилась тишина,
И жизнь, как будто, прекратилась.
И в небе не было окна,
Лишь Божья горница светилась.
ПАМЯТЬ
А память – усыпальница. И близко
Стоит со мною или надо мной,
И бьёт крылами пО сердцу, и низко
Спешит куда-то, будто в мир иной.
Ах, память, память! С истиной глубокой,
Могла ты быть, соседствовать, любить,
Не оставалась в мире одинокой,
Но умудрялась сердце мне разбить
Паденьем навзничь, горьким расставаньем,
Протянутым из трепетных времён…
…И лёгким, как у Бунина, дыханьем
Любовь взлетала и брала в полон.
Я с памятью не обращался грубо,
Но почему она стоит во мне,
Как будто с ядом недопитый кубок,
На опустевшей, тайной глубине?!
* * *
Карабкаюсь по жизни. Слава Богу!
Ещё могу кому-то описать
Свою, в веках пробитую дорогу,
А если кто захочет – показать.
Ну, вот она! Там много пней и кочек,
Суровых дней и забубённых лет.
Есть крепкий сын, но всё же, больше дочек,
И есть с негромкой славою поэт.
Живая жизнь, где сны и расстоянья,
Друзья, враги – их больше, чем друзей,
Влюблённости, потери, расставанья
И детство, где ловили карасей.
Посёлок Харик: ладная светёлка,
Где обитала дружная семья:
Моих два брата и сестёр пятёрка
Отец и мама, и десятый я!
Летела жизнь, как призрачная птица,
Струилась по утрам и вечерам,
Была горькА, но сих пор таится
Она во мне, как будто Божий храм…
ЗЛЫДНИ
Есть точное русское слово
О тех, кто над правдой царит,
Живёт и легко, и фартово,
И злостное дело творит.
Их рядом, как будто, не видно,
Но слышен их подленький смех,
Мелькают и прячутся злыдни,
Среди развесёлых утех.
Смотри, как порушены крепи
Всего, что держало страну,
Не дав превратиться ей в пепел
И переселиться в войну.
…Подняться и стать бы запрудой
Для тех, кто по сути – враги…
Да, злыдни идут отовсюду,
Россию от них береги!
Его стихи – это энциклопедия. Ибо темы очень разнообразные. О поэтах-классиках. Природе. О приметах. О России…
«Опасаясь, что мы трусливо так и не додумаем значения для нас личностей Иосифа Сталина, Василия Шукшина, Юрия Кузнецова, Николая Рубцова, Валентина Распутина, собственной матери, Владимир Скиф, как воин на амбразуру, не просто бросает свой взгляд на этих сильнейших духом людей, а пропускает через себя саму суть их жизни, их сияние в веках, их боль и мечты:
Багряные ягоды спелой калины
Упали на сердце и сердце прожгли.
Зарождается песня, сияет былина.
Пересвет или время летят на коне.
Вызревает легенда, как будто калина,
О таланте неистовом – о Шукшине.
О духовной свободе мечтал Шукшин, безоружный перед хамством и подлостью: «всего-то под
рукой лишь боль» да «крылатое слово»:
Ах ты, горькая боль за правду,
За калину, Катунь и Сетунь.
Как болел, как стоял за правду,
Так и пал богатырь Шукшин.
Русская муза Владимира Скифа возвращает нас к преображающему страданием слову, к болящему сегодняшнему сердцебиению.
Тревожная совесть России –
Василий Макарыч Шукшин
(Цикл «Василий Шукшин»)
Цикл «Юрий Кузнецов»
Нёс ты крест до последнего края,
И за край попытался взглянуть.
Обронил, под крестом умирая:
«Путь мой крестный прогнул мою грудь».
(Стихотворение «Крестный путь»)
«Я в поколенье друга не нашёл», – говорил Юрий Кузнецов. Одинокий, «душевными ненастьями…»
Мне всегда кажется, что стихи сами за себя говорят, если их читать проникновенно. Сердцем:
ПОСЁЛОК ЛЕРМОНТОВСКИЙ
Посёлок Лермонтовский, вправду,
Ты был и скромен, и хорош.
Высоких ты не знал парадов,
Но не продал себя за грош.
Район Куйтунский – Украиной
В то время был в моём краю.
Не знал про сёмгу с осетриной,
Но хлеб был вкусным, как в раю!
Хлеб стряпал местный дядя Петя,
А дядя Петя – мой отец.
В деревне взрослые, и дети
Все говорили – молодец!
Он хлеб такой горячий стряпал,
Что он почти не остывал.
Семья моя гордилась папой.
Он усомниться не давал,
Что это было, как искусство
Состряпать лучший в мире хлеб.
Он был не просто – вкусный,
Он в молодой печи окреп,
Потом выпрыгивал из печки
И, вправду, будто бы живой…
Входи в пекарню, друг сердечный,
Ты – настоящий, русский, свой!
АВГУСТ НА БАЙКАЛЕ
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано…
Борис Пастернак
Байкал несёт волну, постанывая,
Всё в небесах, как бы в начале…
«Как обещало, не обманывая»,
Я вилось солнце Байкале.
И в долгий ящик не откладывая,
Оно спустилось, как по нитке,
И зажигало всех, и радовало,
Роняя золотые слитки.
Байкал не бил волною каменной,
Или тяжёлой, как железо.
Он разразился речью пламенной,
Как будто праведною мессой.
Он говорил: «Живите в Господе,
Не тратьте сил на дело зряшно.
Хамар-Дабана скалы острые
Да и волна не станет страшной.
И катер солнечный прогулочный,
В пучину тёмную не ухнет,
Как будто по иркутской улочке,
Вас пронесёт по тихой бухте.
Моими нерпами обученный,
Научит в море волны свёртывать.
И между водами и тучами
Казаться калачами тёртыми.
Я вам со дна достану омуля,
Сига байкальского – могучего,
Чтоб не забыли непреклонного,
Байкала вещего, живучего!»
СИБИРЬ
Развалившись, как звери в берлоге,
Облака в беспорядке лежат…
Борис Пастернак
И опять высоко над землёю летят перелётные гуси,
В небесах, как в берлоге, живут или спят облака.
Где-то в Ангельских весях звенят самолётные гусли,
А за ними стремится кручёная Лена-река.
Не постичь эту землю, настольно она многолика,
Не объять эти дали, настолько они велики…
А в распадках созрела и так голосит голубика,
Даже слышно её за пределами ленской тайги.
Разудалая Лена в горах проторила дорогу,
Над рекою, как стойбища предков, восходят столбы.
И великая эта стихия, подвластная Богу,
Стала кладом Сибири и частью народной судьбы.
НЕУТОМИМАЯ
Прямые, лысые мужья
Сидят, как выстрел из ружья…
Николай Заболоцкий
Она мне скажет: – Шла тут просто мимо я
И на тебя случайно набрела…
А я её назвал – неутомимая,
Не женщина, челночная игла.
Доступны ей летанья и метания,
И сладкий верх и ласковое дно.
С природой неподкупные свидания,
Где самым близким сделалось одно,
Привычное и, всё-таки, любимое,
Где ей охота взвиться на дыбы!
В грибном лесу она неутомимая,
Когда проснутся белые грибы.
В любых делах она непостижимая,
Своею жизнью подтверждаю я:
Она – моя любовь неутолимая,
И острая, как выстрел из ружья!
ДЕНЬ СВЯТОГО ВЛАДИМИРА
Луна на исходе за тёмную ель зацепилась
И тихо висит, как парящий на небе сапсан.
Мне ночью сегодня Святая Мария приснилаь,
Икону её мой талантливый сын написал.
А вот и разумное солнце, как Бога квадрига,
Помчалось по небу навстречу молитвам и снам.
Мир истины ждёт и великого, чудного мига,
Чтоб жизнь не казалась пустой и бессмысленной нам.
Оплот нашей веры – живая стезя Православья,
По небу бессмертному Ангел над нами летит.
И в церкви сегодня народы Владимира славят,
Здесь призраков нет. И Господь возле сердца стоит.
МУЗЕЙ РАСПУТИНА НА БАЙКАЛЕ
Катерине и Туяне
Вот Катерина и Туяна – дельные,
Из разных мест, но сблизились давно,
Две девушки, две жизни неподдельные,
Хотят всё знать про книги и кино.
Пришли на дачу – посмотреть Распутина,
Узнать, как жил и повести писал,
Как в школу в Усть-Уду ходил в распутицу
За много вёрст – я всё им рассказал.
С музеем нынче всё не зря затеяно:
Здесь прямо в дом спускается заря,
И это дело новое музейное
Для памяти Распутина не зря!
Туяна с Катериной это поняли,
На лиственницы глядя и на дом,
Они навек Распутина запомнили,
И отсвет неба в домике простом…
* * *
Над Русью великой протяжные песни поют,
И голос свой вещий на свет наставляют миряне.
И птахи небесные гнёзда высокие вьют,
Забылись враги и притихли всесветные брани.
Пришёл богатырь, всполошив поднебесную Русь,
И стал вдохновляться и строить Святые Соборы.
И жизнь расцвела, на подворьях растаяла грусть,
Исчезли бесчинства, в домах прекратились поборы.
И встал богатырь выше неба, отвесил поклон
Приветной Руси и её богоносцу-народу.
Пора бы поставить неверному слову заслон
И жить православному Богу в угоду.
И Волга взметнулсь до звёздных крутых берегов,
И души от бед богоносцы Руси опростали.
Умчал богатырь и сказал среди новых веков:
«Неужто, народы, вы прежними быть перестали?..»
ВАРВАРЫ
Я – скиф, я – варвар! Вам известно,
Что обо мне великий Блок
Писал. И я скажу вам честно
Он мне в поэзии помог!
Да, скифы мы, да азиаты! –
Блок не случайно произнёс.
Мы не ходили брат на брата,
Но били недруга всерьёз!
Из скифов выросли славяне,
И это помнить мы должны…
Мы изначально христиане,
Хоть позже были крещены.
Мы сутью нашей не жестоки,
Хотя умели воевать.
О нас идут по миру склоки,
Нас научились предавать!
Судьба бросает нас на рифы
Разноплемённых берегов…
Да, азиаты мы! Да, скифы!
Славян спасаем от врагов!
Пусть помнят разные народы:
В любом краю, в любой войне
Хватает нам своей свободы
Да и оружия – вполне!
ИТАК, ПРО СОЛНЦЕ НА БАЙКАЛЕ. Я думаю, что любая тема Владимира Петровича – про солнце на Байкале. Даже если он пишет о:
Во тьме ищу нательный крест.
Он рядом был. Во тьму скатился.
Я к Светоносцу обратился,
И крест пред Богом засветился –
И стало видно всё окрест:
Деревни, фабрики, дома,
Летящих в поднебесье уток,
Смещенье лет, смещенье суток,
И упырей, чей облик жуток,
Несчастных, кто сошёл с ума.
И тех, кто выдумал войну,
В сердцах отлавливал несчастья,
Готовил челюсти и пасти,
Чтоб разорвать страну на части,
Разбить её величину.
Всё предсказал нательный крест,
Всё передал и обнаружил:
Здесь смыслов не было досужих,
Народ мой, вправду, занедужил,
В родной столице и окрест!
Хочу, чтоб святость ожила
И отрезвили нас молитвы…
Призывы острые, как бритвы,
Вели для веры и для битвы,
Чтоб не сгорели мы дотла.
КРАСНАЯ РЕКА
Земная грянула тоска,
Под небом загремела алость,
От крови красная река
В моей стране образовалаь.
Кровь Первой мировой войны
Слилась с рекой войны Гражданской.
И в красном омуте видны
Потоки крови арестантской.
В год сорок первый спать невмочь,
Чернеет над столицей горе,
И кровь нахлынула, и ночь
И залила страну, как море.
Кровь невозвратная течёт
По русским далям и столетьям
И речки новые влечёт
Из мест, где погибают дети.
Кровь Новороссии жутка,
С ней столько связано трагедий,
Их не минуют облака,
Священник мимо не проедет.
Летят года, летят века
Как кровь по сталинским лампасам,
Там кровь последнего ЗэКа
Слилась с израненным Донбассом.
Взорвётся Гитлера строка
В забытых книгах на немецком.
…Утопит красная река
Нацистов новых под Донецком!
ПАМЯТИ
ВАЛЕРИЯ ПРЕЛОВСКОГО
Ирине Преловской
Не ходит, не ходит беда налегке
И в том не даёт усомниться…
Валерий Преловский, пропавший в тайге,
Родным и приятелям снится.
Ах, как он любил обретаться в лесах,
В краях черемши и ореха!
А дома чудные рассказы писал,
В которых и жизнь, и потеха.
Не просто писал! Он рассказы слагал,
Как вымыслы или, как песни,
В журналы и книги их не предлагал,
И тем они были чудесней.
Рассказ о медведе меня поразил,
Где странный Валера не строго,
Совсем незлобиво у зверя спросил:
«А есть ли к лабазу дорога?»
Медведя спугнула знакомая рысь,
Которая знала Валеру…
С хозяином леса они разошлись,
От встречи – спокойные в меру.
Во мне ещё долго висел тот рассказ,
Валерина тема сквозная.
Он, видимо, встретил медведя не раз,
Об этом никто не узнает…
Родным и писателям что мне сказать –
Про дождь или снежную зáмять?
И вот догадался стихи написать,
Почтить его вечную память.
Мой стих оказался и прост, и тяжёл,
С ним грустно по жизни влачиться.
…Валера в тайге своё место нашёл,
С которой не мог разлучиться…
«В эту тьму ушла великолепная страна, которой мы были нужны, и песни, что мы любили петь с жаждой новой жизни, ушли друзья, родители, но всё же мы помним их душевный свет.
Владимир Скиф держит в памяти счастье «огнедышащей любви», свет своей юности. Не сокрушённое сердце стучит в груди, а живёт в нём, сохранилось то, что страсти не забыло:
Любовь… хотя меня губила,
возникала вновь и вновь.
И мы все, испытавшие это одухотворяющее чувство, согласны с ним, когда поэт обращается к читателям:
– Вы такие же, как я!
Мы вспоминаем Николая Гоголя, сказавшего бессмертные слова: «Друг мой, или у вас бесчувственное сердце, или вы не знаете, что такое для русского – Россия». И когда мы спрашиваем с неё
правды, то это вопрошание любви. Поэт стоит на страже этого понимания, никакой успокоительной
лжи, никакого усталого ума, мощные духовные силы направлены на осмысление своего пути и судьбы страны, человечества, судьбы планеты, на которой не перестают лететь «дроны сатаны в нашу кристальную Родину».
Произведения Владимира Скифа окрашены в свет восходящего Байкальского солнца…
« Где вспыхнет начало – там гаснет финал…», «Идёт игра или война…На Украине танки
Взрывает грозная волна, Аж до Луны останки…», А солнце глянуло с небес…
Таинственный, любимый,
Заговорил осенний лес
Бояркой и рябиной…»
Боярка – это сибирский боярышник. Он наливной. Сочный. Крупный. Косточки переливаются, если смотреть на свет, то видно их, как будто они в янтарном соке запеклись. Я ела этот сибирский боярышник. Ездила в Сибирь с мамой в детстве….
«в Тихом океане – Марианскую впадину. Её глубина – 11 023 м. Эта цифра написана на борту научного судна. Исследования учёных позволили им сделать вывод о том, что глубины Мирового океана исследованы лишь на пять процентов, они полны тайн и загадок, что в полной тьме обнаружена жизнь в виде рыб и моллюсков, не замечающих мощного давления толщ воды. Стихотворение «Марианская впадина» Владимира посвящено художнику – это Валерий Кунц!»
Среди светящихся кустов,
Летящих будто в небо,
Напоминает лес о том,
Что я давно в нём не был.
Ещё не сыплется листва,
Но вдруг слова находит,
Что здесь немые существа
В лесу – ночами бродят.
И ночь, таинственность храня,
Багрянца не потушит,
Чтоб у Господнего огня
Лесные грелись души…
И может статься,
Я миру грешному скажу:
Хоть стало на земле смеркаться,
Я завтра солнце закажу...
Людям необходимо равновесие:
Между небом и землёй,
Между паузой и слогом,
Между глиной и золой,
Между дьяволом и Богом.
«Но взлетают качели человеческой души от святости до окаянства, а потом от окаянства – к святости. И лишь поэт напоминает, что «есть и Божий суд!», и призывает любить тех, кто открывает правду: Николай Рубцов, Юрий Кузнецов, Василий Шукшин, Анатолий Байбородин, Татьяна Глушкова и многие другие, живые и ушедшие творцы художественного мира, мыслители. «Зачем тоска земная Богом дадена?» Стихотворение «Марианская впадина» полностью растворяет в пространстве расстояние между Иркутском Скифа и моим Калининградом, где навечно стало у причала в Музее Мирового океана
научное судно «Витязь», на котором наши учёные с помощью наших глубоководных аппаратов измерили самое глубокое место…»
Вообще – самое глубокое место, Марианская впадина она в стихах Скифа.
Вообще, стихи – это глубинность.
Где находятся Светлый град-Китеж, озеро Светлояр, озеро Байкал, «поэты – это озёра с Марианской впадиной в груди»
«…Зачем тоска земная Богом дадена,
Зачем, как душ утопших – глубина,
Зовёт нас в океане Тихом впадина,
которая из космоса видна.
В бездну проник взгляд художника, «как будто нас позвал из глубины».
Наломало время дров,
Где угроблено полсвета...
Звёздный движется покров
В душу тёмную поэта.
Творить и думать подле тишины.
Для внутреннего создан я сгорания
И для убийства внутренней войны
В себе самом.
Тайные смыслы бытия, в чём они?
– В обладании душой, – отвечает поэт. – А без души неполноценен я.
Душе свойственно страдать. Как не страдать? Как не пополнять небеса страдальцами? Если
у тебя есть сердце, оно болит. За что?
Земля скоро станет угасшей звездой.
Здесь всё уже стало пустым и не вечным.
Скрывает пустыня пропавших и павших землян.
Пустыня без пресной воды...
Может, Иуда ожил?
Последнее мы проиграли сражение
С самими собой.
Смертный холод унёс
Земное случайное наше рожденье.
И вряд ли земле принесёт Возрожденье
Уставший от крови Христос...
Торговцы, изгнанные из Храма, распяли Христа:
Всё двигалось к пропасти неудержимо.
Всё падало в хаос – дворец и погост.
И только Голгофа не двигалась мимо
И в небо без нас поднимался Христос.
Раскалённая душа горит и не сгорает. А разум?
Он был в космосе всегда (Георгий Куницын).
Разум вечен,
но только не вечен человек.
Эта устремлённость Владимира Скифа в космические высоты, в океанские глубины произрастает из русской почвы, а именно из принципа одухотворения поэтом большого и малого:
Тихий океан. Громада вод.
Гром гремит, и молния летает.
И стоит поэт-громоотвод
Над землёй, стихи свои читает.
Острота чувств, сострадательная реакция внутренняя на внешний мир, отзывчивость, любовь к своим героям у Владимира Скифа выносят его в сердцевину подлинной литературы. Поэтические циклы
сражён», «один ушёл», «жил острой любовью и былью»:
Судьба, глядевшая глазами ворона, говорила:
– Ты будешь бит! Здесь будешь предан…»
Как понятно по стихам Скифа его волнует, я бы сказала треволнует поэт ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ. Я сама ученица этого великого мастера, поэтому тема, затронутая Скифом – моя любимая!
Полумёртвые падают птицы
Над пустым обгоревшим жнивьём.
Ты выходишь с антихристом биться –
Русский ангел с последним копьём.
А ещё циклы – Николаю Рубцову, Борису Пастернаку, Н. Прасолову, Передрееву, перекличка с Сергием Радонежским, Михаилом Лермонтовым, Николаем Гоголем, Антоном Чеховым, Сергеем Есениным. Перекличка с целыми землями: с Куликовым полем, с Бородинским полем, это перестает в БОЛЬШОЕ ХРИСТОВО ПОЛЕ.
Как пишет Лидия Довыденко: «…горьких раздумий о последнем человеке на земле, о судьбах русских поэтов и их Слове, и о том, что не выразить словами, о потребности защищать и оберегать свой народ: Подняться и стать бы запрудой Для тех, кто по сути враги… Да, злыдни идут отовсюду, Россию от них береги! Волшебная и затаённо грустная, несказанная поэзия Владимира Скифа, глубоко национальная, порой трагическая, ложится в самую основу души и духа России своим «распахнутым лиризмом».
Душа человека вмещает более, чем собственную душу. Ибо она начала своё поэтическое восхождение и не может остановиться. Ибо крик там больше крика, страдание больше самого страдания. Ибо все человеческие страсти Господни в ней. В Душе.
Лидия Владимировна тщательно исследует творчество этого поэта. Она его словно гладит своей тёплой рукой, взглядом, она с нежностью и одновременно с напористостью исследует неисследованное, заглядывает в потайные углы, и тоже видит ОГРОМНОЕ БАЙКАЛЬСКОЕ СОЛНЦЕ. ВОСХОДЯЩЕЕ.
И это удивительно видеть так.
Солнце не заходит, а идёт в сторону солнцестояния.
И долго своим красным, жадным взглядом всматривается во все штрихи и узоры СЛОВА Скифа.
А теперь:
НЕМНОГО О БОЛГАРИИ.
ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ НИКОЛЫ Л. ФИЛИППОВА
«БОЛГАРИЯ – РОДИНА. РОССИЯ – ОТЕЧЕСТВО: ЖИТИЕ-БЫТИЕ
КНЯЗЯ НИКИТЫ, ОТРАЖЁННОЕ БОЛГАРСКИМИ МЕДИЯМИ»
«Хотел бы я вас поприветствовать: добро пожаловать в одно уникальное для нашей столицы, а также для всей страны место – клуб «Перото». Это место – со своей атмосферой и своим духом, своим гостеприимством, характерными для нашего болгарского духа, нашего самоощущения и нашей истории, и вообще для творческого потенциала Болгарии и Европы.
Сегодня мы собрались на презентации книги, воплотившей историю одной уникальной человеческой судьбы– самого князя Никиты Дмитриевича Лобанова- Ростовского. Я уверен, что все участники сегодняшнего события хорошо знают нашего князя и его жизненный путь. Это дорога жизни, о которой порой очень и очень трудно говорить. Путь, насыщенный большим драматизмом, но и чувством принадлежности.»
Такая чудесная неоспоримая словесность нашего я бы сказала, друга и его друзей, с коей мы тоже уже дружны! Это книга Николы Л. Филиппова.
Когда-то настанет тот миг, когда мы снова сдружимся государствами и тогда нам пригодится это знание!
«…моё Отечество! И может быть, это самое яркое выражение сущности того, что ты принадлежишь… Принадлежишь своей родине, несмотря на то что именно наша родина – Болгария – причинила князю и его семье достаточно трагедий, о которых невозможно вспоминать с радостью и тем более – с благодарностью…
Но, несмотря на все это, его чувство принадлежности и любви к родине остаётся всё-таки нетронутым злобой дня, начиная с времени его рождения, проходя через его детство, вплоть до наших дней. А также – его чувство принадлежности к отечеству. Отечество, которое тоже не совсем благоволило ему, его роду и его личной судьбе.
Я говорю всё это с особым чувством почтения и уважения, потому что, как я уже заметил, опираясь на силу нетлеющего горячего очага болгарского духа и болгарских ценностей, следует выражать своё почтение к истории – такой, какой она есть, к людям – таким, какими они являются, к их судьбам, со всем присущим им драматизмом или с глубокой трагедией, которую мы причинили или допустили и из-за которой мы не можем делать вид, что что-то когда-то вовсе и не случилось.
Мы должны не только назвать и признать эту историю, но и обладать достоинством, чтобы сказать ему: Привет тебе! Ты не только один из многих болгарских граждан, но ты являешься болгарским гражданином по рождению, выросшим вместе с нами, который, несколько десятилетий спустя, боролся за то, чтобы снова стать болгарским гражданином.
Это одна из вполне достойных и тяжёлых судеб, которая заслуживает полное уважение.
Хочу особым образом поздравить и автора этой книги – господина Николы Филиппова, так как эта публикация – не первая книга, которую он пишет о князе, с которым я знаком, и это знакомство, с полным к нему уважением, не только счастье… Это прежде всего ответственность. Его судьба и жизнь, его человеческие качества позволили ему, в его достохвальном возрасте, высказывать открыто своё мнение и позицию по разнообразным отдельным вопросам. И делать это с полным сознанием, что оно не понравится всем. И более того, не понравится множеству людей…»
Это знание того, что литература вообще неделима!
Ни русская с Болгарской.
Ни западная с Российской.
Ни Африканская с Европейской.
Литература, по моему мнению, едина.
Даже враждебная нам, как было когда-то белогвардейская, но она тоже наша.
Как сейчас даже фейковая, даже анти-русская, но она всё равно русская.
И когда-то мы, филологи, свет-цари, русский-Царь-колокол молчащий, но неумолчный, мы все скажем, что всемирная литература неделима. Она есть.
«Ещё раз хочу поблагодарить господина Филиппова за его энергию и постоянство, потому что работать с князем не так просто именно в той области, которая является ответственностью и вызовом, а не только каким бы то ни было удовольствием. Но, конечно, это никак не назовёшь мазохизмом, так как работа с ним – это импульс для энергии человеческой мысли, а также возможность быть в той атмосфере, которая заслуживает почёта и уважения и которую излучает князь – не только в плане истории, но и в качестве выражения сегодняшнего духа и стремления к будущему. Ценно побыть в обществе князя и таких людей, как он, которые несут с собой многое из прошлого, но и много деятельного заряда, с его активностью. И это при всём том, что он делал и делает как коллекционер, учитывая его
научные поиски, а также его участие в экономической деятельности стран. Он является частью той энергии, которая заряжает будущее глубоким драматизмом истории, которую каждый из нас «проходил» одним или другим способом, а он – самым драматическим и трагическим образом, оставаясь при том сопричастным к своей Родине и к своему Отечеству!»
Никола Филиппов
НЕ стану лукавить, но мне много приходят писем из той самой западной волости. Люди пишут. Недавно получила чудесную рукопись ИГНАТИЯ ВОЛЕГОВА, от ГАЛИНЫ КУЧИНОЙ «Как это было».
Это рассказ о поручике русской имперской армии, участнике белогвардейского движения. И невольно провела параллель.
Когда-то приидёт то время, когда мы поймём, что, всё нас разъединяющее, сплотит в будущем.
Враждебное станет дружеским.
Смертельное станет жизненным.
Земное небесным.
Ибо «любовь не перестанет никогда»
Человек человеку – это книга!
Это послание в вечность.
Это опыт. Знание. И на самом деле, если человечество очнётся, то наступит тот самый рай. Рай на земле. И мы, писатели, строим этот рай по кирпичику.
И наша любовь к человеку долготерпит. Милосердствует. Не испытывает гордыни.
Я вас люблю!
Я просто вас люблю!