Лидия Довыденко

Юность, блокада и любовь.
Из воспоминаний Анны Михайловны
Бескаравайной
А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена!
Ведь все равно — вы с нами!..
Все на колени, все!
Багряный хлынул свет!
И ленинградцы вновь идут сквозь дым
рядами —
Живые с мертвыми: для славы мертвых нет.
Август 1942
А.Ахматова

Так устроена жизнь: тело увядает с годами, но душа горит-горит до конца. Такова и Анна Михайловна Бескаравайная, ее душа светится добрым огнем, полна достоинства и сердечности, скромная, незлобивая и мужественная. Она несколько лет назад переехала из Санкт-Петербурга в Зеленоградск Калининградской области к внукам и правнукам, к дочери и зятю: Галине и Андрею Селивановым.
Бывая у них в гостях, я приятно удивляюсь, что уже и не счесть, сколько лет мы дружим, восхищаюсь и люблю эту энергичную, радостную семью, их приветливые улыбки, и особенно поражаюсь интересу к жизни, к людям ухоженной, милой Анны Михайловны, так много пережившей и сохранившей оптимизм и жизнерадостность, что я не могу удержаться, чтобы не обращаться к ней – Аннушка Михайловна…
Блокада Ленинграда.
«Я знаю все. Я тоже там была, я ту же воду жгучую брала…» - писала в стихах Ольга Бергольц. Знает и помнит те тяжелейшие, как в ее жизни, так и в жизни страны, блокадные дни и ночи города на Неве от начала до конца и Анна Михайловна.
22 июня 1941 года – эта страшная дата в истории мира… Аннушке еще нет и двадцати лет. Она родилась 1 августа 1921 года в деревне Калиниха Санковского района Тверской области, и на момент начала войны она уже закончила Химический техникум (сегодня экономико-технологический колледж), открытый 19 сентября 1898 года как училище, которое после революции было переименовано в 1-й Петроградский Химический техникум).
С тремя подругами она с нетерпением ждала воскресенья, чтобы поехать в Петергоф и насладиться прогулкой по прекрасному парку. Девушки встретились на Балтийском вокзале, и среди огромного числа людей оказались на привокзальной площади. Задрав головы к репродуктору, в полной тишине напряженно слушали они сообщение «От советского информбюро…» о том, что началась война… Голос диктора умолк. Радио выключилось, а сотни людей в гробовой тишине стоят и молчат, не говоря ни слова.
Никуда не поехали, стали как-то медленно и практически молча расходиться по домам. Ночью объявили тревогу, к городу приближался вражеский самолет, который был сбит. С первых дней в Ленинграде было проведено оповещение об отражении врага, по радио объявлено о переводе города на режим военного времени, о переводе всех помещений и транспорта на светомаскировочный режим.
В Горном институте в лаборатории обнаружился запас тола, начали изготавливать гранаты, через месяц тол (тринитротолуол, твердое вещество желтого цвета, известное как мощный взрывчатый материал) закончился,
И Анна была направлена на рытье траншей на подступах к городу. Там же и ночевали в палатках. В одной палатке Анна оказалась с молодой замужней женщиной лет тридцати, очень приятной и доброжелательной.
- Я с ней оказалась на вокзале, - рассказывает Анна Михайловна, - когда она провожала мужа на фронт. Ребят погрузили в вагоны, а матери, жены, дети плачут, да и как не плакать, когда мужчины хотели утешить своих близких, держались мужественно, но все видели и понимали: из вооружения у них только саперные лопатки…
Поезд начал трогаться, мужчины машут руками из открытых окон, и все на перроне бежали за вагонами, сколько могли бежать…
Справившись с собой, со своим волнением, Анна Михайловна продолжает:
- Идем мы с вокзала с моей новой подругой, а она спрашивает, что я буду делать с комсомольским билетом, если немцы придут?
Но я верила, что не придут, что не сдадим город. Такое настроение было не только у меня, ленинградцы были настроены стоять до конца, несмотря на все горести и трудности, а их хватало. Город обстреливался из артиллерии, на некоторых улицах были установлены таблички, что эта наиболее опасная сторона. Постоянно включалась воющая сирена, по радио звучало оповещение: «Воздушная тревога».
До войны я жила с сестрой и ее мужем, который ушел на фронт, а сестре удалось эвакуироваться. Оставаться в одиночестве я не могла и объединилась с соседкой Татьяной, которая помогла мне выжить. Будучи более практичной, она делилась со мной всем, что удавалось добыть из еды. А ей однажды очень повезло встретить знакомого мужчину, который принес ей кусок мороженого мяса, и мы его потихоньку отскабливали в самую трудную, холодную зиму 1941-1942 года.

Когда Анна пошла вместе с подругами в военкомат, там, узнав, что она химик по специальности, зачислили в дегазационную роту Местной противовоздушной обороны (МПВО). Дегазационная рота предназначалась для ликвидации очагов химического поражения – в основном, для дегазации улиц, площадей и закрытых участков заражения в жилых домах. Но чего только не приходилось делать девушкам дегазационной роты: направили в ТЭЦ № 7 разгружать мешки с торфом. Казалось, это невыносимо трудно, не для хрупких девушек поднимать тяжеленные мешки, но это были только цветочки. Впереди ожидало их все намного страшнее и тяжелее.
- В сентябре 1941 года, - продолжает наша героиня, - немец уже наставил орудия на город, начав обстрелы. Ночью специальные команды собирали по городу в грузовики покойников, подрывники взрывали землю, подготавливая ее для могил, а мы уже хоронили людей. Служба в местной противовоздушной обороны была организована в три смены, но иногда сутками не спали, валились с ног. И все же понимали, что так надо. Нас направляли очень часто на разбор разрушенных домов, расчистку завалов, и мы доставали из-под обломков погибших людей. Это было тяжело физически и морально. Но были дни, когда удавалось извлечь из-под обломков дома выживших людей, это нас очень поддержало, когда мы однажды отрыли живых: старую бабулю и ее внука лет четырнадцати.
Расскажу один случай. Нас, девушек дегазационной роты, направили на другой участок работ, чему мы все искренне радовались. Все-таки эта работа нам показалась чище и приятнее. В Ленинграде с первых дней войны, когда на город стали сыпаться зажигательные бомбы, стали принимать противопожарные меры и разбирать деревянные постройки, которые могли способствовать вражеской цели – сжечь город. Отправили нас на слом деревянных домов в гавани. Дома были сложены из толстых бревен. Мы, девчонки, катили эти бревна к воде и грузили их на баржи, а потом им находили применение, в том числе резали на дрова, чтобы отапливать больницы и госпиталя, отправляли на хлебный завод на выпечку хлеба. Однажды при погрузке бревен на баржу, трап ее отъехал, и мы вдвоем с напарницей оказались в ледяной воде в ватниках. Нам помогли выбраться и направили в училище Фрунзе, находившееся неподалеку.. Там мы выжали свою одежду и пришли работать… И, представьте, не заболели, таков был внутренний настрой.
Жили девушки дегазационной роты в казарме, в которую превратили школу. Вскоре им показали короткий звуковой фильм, как вести себя при тушении зажигательных бомб. И они стали участницами противопожарных постов групп самозащиты: очищали пожарные проезды, проходы в жилых и служебных зданиях. На крышах и чердаках зданий было установлено круглосуточное дежурство постов групп самозащиты и активистов МПВО. Аня дежурит на чердаке дома. Стоит бочка с песком. На руках огромные, толстые брезентовые перчатки. Ими держат горячие щипцы, которыми хватают и выбрасывают на улицу или во двор, или гасят водой, песком зажигательные бомбы. Бомбы были разные: от двух до 50 килограммов. Если только что бомба упала, ее хватали и сбрасывали на землю. Немцы хотели выжечь город Ленинград, но это им не удалось. Им противостояли женщины в возрасте от 18 до 35 лет. Стойкость этих берегинь города не дала ему сгореть.

На фото – инструктаж женщин, как бороться с «зажигалками»

Расчистка чердаков, борьба с "зажигалками", тушение пожаров, разборка завалов, очистка города от снега, уход за ранеными, выращивание овощей и картофеля на кусочках городской земли.. Если бы только это…

- После первой военной зимы, - вспоминает Анна Михайловна, - с наступлением весны встала задача – чистить город от трупов, вмерзших в лед и в просевший снег. Прихожу в казарму, а там мертвые мужчины лежат. Выносили, хоронили. Ломом лед разбивали, освобождали человеческие останки. Лом тяжеленный… Поднимала с трудом… А канализация тоже не работала. Нечистоты с улиц грузили на специальные трамвайные площадки, а ночью вываливали в Неву на мосту лейтенанта Шмидта. Предотвратили опасность эпидемий. Все жители, и конечно мы, дегазационная рота, обессиленные голодной зимой, вышли на уборку города.

На фото – на уборке города

Сколько таких схоронили мы, вмерзших в городские сугробы.

Голод
Вместо супа - бурда из столярного клея,
Вместо чая - заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.

.
Юрий Воронов

Нам давали в кружечку немного гороховой каши, и в летнее время мы рвали листья липы и добавляли их в эту кашу. Страшно есть хотелось! Но мечтали вслух:
-Ой, война закончится, целую кастрюлю гороховой каши наварю!
Хотелось есть постоянно. Хлеба на сутки стали убавлять, но давали дрожжевой супчик, это немножко дрожжей, разведенных в теплой воде.
Голодные люди просеивали снег, собирая муку и сахар, разлетевшиеся после бомбежки продовольственных складов, а также отковыривали с мостовой куски расплавленного сахара.
- Еще до поступления в МПВО, - повествует Анна Михайловна, - со мной случилось ужасное: я потеряла продуктовые карточки. Давали крабов в упаковке с надписями на иностранном языке. Упаковку раскрываешь, а там - белое мясо. Вот здесь я и уронила карточки на пол и не заметила. Горе было великое, когда обнаружила потерю, я думала, что умру. Но соседка делилась листочками капусты, и везде в баках и больших бутылях раздавали хвойный отвар от цинги.
На третий день в почтовом ящике я обнаружила записку: «Явиться с паспортом по указанному адресу». И вот в пик голода, когда начали ходить слухи о том, что кто-то человечину ел, мне вернули потерянные мной карточки, обругав и обозвав разиней. Поблагодарив, я пошла, насколько могла быстро, чтобы успеть получить хлеб до закрытия магазина. Давали 250 граммов хлеба на сутки, нужно было хлеб разделить на две части, чтобы съесть утром и вечером. Некоторые люди не выдерживали и брали свои кусочки хлеба на три дня вперед, и … потом умирали. Я получила свою часть сразу за все ушедшие дни, и получилось - одна буханка и маленький довесок. Довесок я сразу съела. А еще мне дали бутылку растительного масла. У моей соседки Татьяны было много книг, а дров у нас давно уже не было, и мы хотели на книжном костре на сковородке пожарить хлеб с этим маслом. Но оно вспыхнуло моментально и оказалось негодным к употреблению. Но хлеб, обуглившийся в этом «масле», мы все равно съели.
За водой мы ходили к Неве, а кто от реки жил далеко, те открывали люки и опускали в них ведро на веревке, ложились на живот на землю и потихоньку тащили воду. Бабушки подходили с кружками и бидончиками, мы им воду раздавали.

Жажда жизни и любви
Мы знали отчаянье и смелость
В блокадных ночах без огня,
А главное - очень хотелось
Дожить до победного дня,
Нам с этим вовек не расстаться,
В нас подвигу память верна...
Ведь мы же с тобой ленинградцы,
Мы знаем, что значит война.
М.Дахие

- Мы были молоды и хотели мира, - продолжает Анна Михайловна, - мечтали о счастливой жизни, мечтали о любви. Я уже говорила, что жили мы в казарме. На первом этаже стоял боец, следил, чтобы из большой бутыли каждый наливал в кружку и выпивал хвойный настой от цинги. На втором этаже размещалась сапёрная и дегазационная роты, в отдельной комнате жили шоферы, всегда находившиеся в боевой готовности, часто выезжая на задания.. На третьем этаже был взвод наблюдения и разведки.
Иногда у нас, молодых девушек, были шалости. В 1943 году уже после прорыва блокады кино в городе стали показывать. Мы жили, как я уже сказала, на втором этаже. И как хотелось сбегать в кино в гражданской одежде! Понимали, что еще идет война, но уже на душе стало легче, город-то отстояли. Те, кто оставался в казарме, спускали в ведре на веревке тебе платье, а гимнастерку мы – в ведро и вверх, на обратном пути – снова переодевание. Какое чудо был фильм «Маскарад»! Как хотелось, чтобы война закончилась. Как мечталось о любви! Я познакомилась с одним морячком, он уже мороженое купил, уже в театр сводил на спектакль «Русские люди» и предложил пожениться. Но я ответила, что пока война не закончится, никакой свадьбы. Но однажды, придя в гости к подруге, увидела там четырех военных людей, среди которых был Владимир Бескаравайный, призванный в армию еще в 1939 году. Он служил в артиллерии и защищал Ленинград, приехал в город совершенно больным и истощенным. Знакомство переросло в глубокие чувства, в августе 1944 года они расписались. Владимир Васильевич двинулся со своей частью на Запад, преследуя врага, дошел до Берлина, прослужив в целом восемь лет. Анна Михайловна демобилизовалась в августе 1945 года. В мирное время работала в лаборатории исследования полезных ископаемых. Ее портрет висел на Доске почета, не счесть благодарностей за беззаветный труд. «Работала по-честному», - говорит Анна Михайловна. Повезло с мужем. Владимир Васильевич еще до войны закончил институт и успел поработать учителем математики. К своей профессии вернулся он и после Победы, большую часть времени работал директором школы. Умер на 80 году жизни. Анна Михайловна подчеркивает, что никогда не ругались и никогда в доме не говорили громко.
7 мая 2002 года к 70-летию МПВО в Санкт-Петербурге установлен памятник «Женщинам-бойцам МПВО Ленинграда» на доме № 16 по Кронверкской улице Петроградской стороны. Авторы: скульптор Лев Сморгон и архитектор Игорь Матвеев. Надпись на памятнике: «Посвящается женщинам-бойцам краснознаменной МПВО Ленинграда 1941-1944» . Бронзовая фигурка женщины олицетворяет образ измученной голодом и авиа-налетами, но не сдающейся блокадницы-бойца МПВО. Памятник увековечил подвиг тысяч женщин, сражавшихся и защитивших город. Сюда приходят люди с цветами, чтобы поклониться подвигу простых ленинградских девушек – отважных, мужественных бойцов МПВО.
Из семидесяти однополчанок Анны Михайловны Бескаравайной на сегодня в живых осталось две.