Лидия Довыденко
Размышления над книгой Евгения Журавли «Озеро забвений»
Не перестаю удивляться, читаю и перечитываю «Озеро забвений». Книга кажется мне невероятной, сколько неожиданных открытий, глубоких размышлений поджидает читателя. Это очень современное произведение, в то же время оно говорит о традиции классической русской литературы – пускаться герою в дальние странствия, обретая в сравнениях и сопоставлениях с привычным, известным, понятым в жизни с тем, что увидел, кого встретил, обретая мудрость души.
«Тысяча бликов», - написал Евгений Журавли о своей книге «Озеро забвений». И действительно, как отражает волнистая поверхность воды тысячи солнечных бликов, так в книге отражаются тысячи бликов мыслей, чувств, переживаний, погружений в свои корни, в оттенки быта современности, в ночное небо и в бесчисленные земные пейзажи, в сложные взаимоотношения людей в разных точках планеты, где есть место человеческому величию и низости.
Мы вместе с автором и его десятилетним сыном Тимуром, читая книгу, находимся в постоянном движении мысли, в постоянном пути, преодолевая огромные расстояния на восточном полушарии карты земного шара, от Калининграда до Узбекистана, а затем в Иран, Афганистан, где, наконец, обретаем осуществление цели – оказываемся на берегу целительного для глубоко раненной души озера.
Книгу Евгения можно было бы отнести к новому и в то же время вечному варианту «Одиссеи» - человека в пути по причине невозможности оставаться там, где ты живешь, когда ощущаешь властный зов – хотя бы временно покинуть дом, чтобы отпустить то, что мучит и терзает. И когда лелеешь надежду - обрести нечто, что приводит к пониманию планеты, как родного дома человечества, с которым сродняешься, встречая неожиданную помощь и привет.
Пути Господни неисповедимы, и путь нашего героя начался по причине того, что «…в ясном летнем небе подсознания прогремела раскалывающая жизнь на «до» и «после» ослепительная молния неизбежности…» Как преодолеть-пережить то, что называется трагедией? Возникает необходимость найти Озеро забвений… «Где оно? Македонский, Чингисхан, Тимур. Перелётные птицы. Заратустра, Иисус, Моххамед, Митра и Будда. Неизвестные народы. Голубоглазые памирцы. Архаические языки. Арии. Асы. Там ли мои истоки? Что мы вообще знаем об истории? А что об истине?»
Тихая, невыраженная мольба о спасении от боли в душе выталкивает в сознании первый опыт, когда, казалось, подступает смерть от банальной причины: перепития студента-первокурсника, и в памяти встают друзья-музыканты, играющие у твоей кровати на гитарах: «Это была баллада «Скорпионз», «Holiday», без слов в 2 гитары. Я и не очень-то понимал, что происходит. Но это было красиво… Трогательно. И очень по-русски. «Умирать, так с музыкой» - это лучшее, что смог придумать мой товарищ».
Теперь герою повествования 32 года, и у него есть сын Тимур. Отец воспринимает сына как личность, как человека «… С характером, внешностью, самобытностью, с будущими взлетами и падениями. Со своей судьбой. Ничего не подозревающий, он уже обременён предъявленным ему происхождением, именем, гражданством, социальными обязательствами, местом и временем. Своим набором неизбежности». У Тимура с отцом доверительные отношения, мужская дружба, возможно, потому что, потеряв мать и жену, они еще более сблизились в горе. И воспоминания у отца о своем подростковом возрасте еще свежи: «И вот, караваны воспоминаний неспешно отправляются в далёкие 80-е, в жаркий и щедрый, в богатый и мирный тогда, Кавказ. Там, в маленьком городке - могилы дедов, возле них – норовистый Терек, над Тереком - высокий холм, а под ним – руины древнего города Джулат, рискнувшего не покориться Великому Тимуру. Над холмом - безмятежное синее небо, а над небом, как говорят, в вечности седой Господь... И ровно через 700 лет после этих драматических событий, на огрызке башни, торчащей из холма, восседает одинокий, задумчивый и худощавый мальчишка. "Почему я не Тимур?" - думалось тогда. Что значат годы? Тысячелетия и время? Случай, шанс? Существует ли судьба? Как у каждого подростка, мысли мои были в то время глобальны. И, хотя я не открыл тогда рецепт процветания для всего человечества, но уже точно знал, что у меня будет сын, и звать его будут "Тимур". И что я привезу когда-нибудь его, родившегося уже наверняка где-то в других климатических и временных поясах, сюда, в это место, посажу рядом и расскажу эту историю. И его юная впечатлительная душа наверняка поймёт, что где-то здесь её корни. Потому что корни нужны всему живому».
Может быть, поэтому эти невидимые корни помогают, как птице, безошибочно летящей к родному гнезду из далеких теплых краев, обрести путь в сердце Евразии: «И это сердце – оно такое же, как человеческое. Хрупкое, ранимое, чуткое. И, не в пример молодой Европе, более древнее и умное. Только здесь - последнее пространство на планете, где слова «гость», «честность», «друг», «дом» и «бог» имеют совершенно не-двоякий смысл. Смысл, который не бывает искажён временными обстоятельствами и финансовым положением».
«Что самое красивое мы видели там?» - спрашивает то ли себя, то ли сына повествователь путешествия в сердце Азии. И отвечает, что это люди. «Помнишь, как в провинции Керман, куда мы так долго добирались, в этом наверняка беднейшем селении планеты, где люди живут в пещерах с наскальными рисунками, а из еды не имеют ничего, кроме сушёных орехов и грубых семян – помнишь, как нам предлагали гостеприимство и ночлег? Как каждый с интересом и улыбкой звал к себе нас - странных высоких белых людей. Бесплатно... Там, где люди близко к земле, никто никогда не думает о сиюминутной выгоде. Они ничего никогда не получали "просто так" и знают истинную цену вещей. Наверное, для них имеет ценность только то, что они могут забрать с собой, когда отправляются к своему Богу».
Дорога героев разворачивается как свиток, в котором мы читаем поиски смысла, истины. В Самарканде мы встречаемся с жителем этого города Искандером, уверенном в том, что «Бог справедливый. Справедливость - ведь это главное в мире. То, на чём держится мир…» Его искренние убеждения, основывающиеся на ясном и простом фундаменте, вызывают у меня уважение. Простота и краткость – почти всегда равны истинности. И уж точно, всегда равны силе производимого действия. Поэтому я никогда не поверю в изящные логичные умственные построения, которые многие люди считают своими жизненными правилами. Заповедями. Кодексом. Их не может быть много. Стол лучше стоит на 3-х ногах, чем на 4-х».
И если твоя мысль на что-то заточена, на обретение понимания, на открытие нового смысла, ты это рано или поздно получаешь:
« - Молодой человек, а вы знаете, что в традиции суфизма признавалось чудом? - вопрошает старый служащий музея. - Это три вещи: Шестое чувство. Способность к перемещению физического тела любой массы. Реальное и мгновенное восприятие действительности». Ого! Последнее в списке действительно является чудом. Хотя мы и редко это понимаем… Всего остального наука уже добилась… В мраке подсознания узловатой каллиграфической вязью проявляются слова великого суфия: «Тот, кто нуждается в мудрости, часто считает, что нуждается в информации, тот, кто обладает информацией, часто полагает, что обладает мудростью, тот же, кто обладает мудростью, становится свободным от необходимости в информации». Гулкая тишина подсознания. Ощущение капли, упавшей в вечность. Полёт частицы над бездной. Я всё понял. Озарение – это место плюс время, плюс понимание…»
В пути напрасно расспрашивает герой об Озере забвений, цель далека, но с героем происходит внутреннее преображение, в современной русской душе человека соединяется родное и вселенское, вечное и мгновенное, любовь и жертва. В единое целое, в тесный узел связывается Божий замысел и свободная воля человека, когда преобразование души человека обретает единственно верное направление. Нравственная определенность автора приобретает высокую степень концентрации. Образное видение писателя Евгения Журавли становится целостной духовной субстанцией, пронизанной откликами его собственной души и мудрости на высокие нравственные ориентации встреченных в пути людей разных культур и цивилизаций.
В арке прохода мечети повествователь видит старика в огромном тюрбане…
«Старику интересно, что у тебя в руках… Можешь ли объяснить?» - спрашивает Искандер, имея в виду шерстяной клубок в руках нашего персонажа, сидящего на деревянной лавке напротив молельни.
«Что тут объяснять? Просто шерсть. Моток пряжи, который имеет значение только для меня. Мне его подарили. Теперь сопровождает в путешествиях. Будто по своей воле, превращаясь иногда в нечто другое. Что-то вроде личной приметы. Я давно уже отношусь к нему как к талисману. Это как в русских сказках: «..бросил клубок Иванушка, и повёл его клубок в тридевятое царство…» Слыхал, наверное?»
Выясняется, что суфи - дословно означает шерсть, но одновременно – и человека сидящего на скамье (т.е. ученика), а мудрость, называемая у христиан «софия», на Востоке и звучит как «суфи». Но «…только познав Веру, Любовь и Надежду можно прийти к мудрости. Ибо мудрость – это их мать, София» - неожиданно для себя слышит в тот же день повествователь от православного священника, приехавшего поклониться могиле святого пророка Даниила. Все эти понятия, ранее осознаваемые как воспоминания, вдруг начинают сплетаться в повествовании в нечто цельное, оказываясь в конечном итоге искомым путём.
Как отличить Путь от Бегства? Бегства от реальности, от слабости, от трусости, от сумасшествия. Путь и Бег – совершенно разные понятия. В Пути есть цель, достижимая цель:
«Из-за гор показалось открытое пространство - как будто бы воздушные провалы в непрерывной смене долин, взгорий и плато. И вдруг, в этих провалах я УВИДЕЛ ВЗГЛЯД.
Именно взгляд. Самой Земли. Сейчас, здесь, я увидел вдруг, как моя планета своими прекрасными глазами, улыбаясь, смотрит на меня. Господи, у неё есть ГЛАЗА! Господи, вот же они! Какие же мы крохотные под этим огромным безмятежным небом! Она живая! Господи! Так маленькие дети с удивлением понимают - «живое!» - когда видят у пушистого комочка котёнка живые внимательные глаза, и пытаются общаться, заглядывая в мордашки, так и я глядел в неё... Она ЖИВАЯ!»
Через призму высокого интеллекта автора, высоту его духовных поисков, пройдя с ним дорогами стран, которых не найдешь в туристических рекламных проспектах, мы обретаем ощущение единства человечества на горьких и трудных путях к истине, справедливости, доброте, помощи и поддержке, миру и пониманию, к тому, что мы называем священным в жизни любой культуры: «Посмотрев назад, видел, как сзади, в дымке, все они смотрят на меня - все мои личные пророки - Шараф, Андрей, Искандер, Ежи, мой дедуля, Гейн, Саня Муравей, Валера, мой отец, держащий за плечи улыбающегося Тимура, а также маленький испуганный Ариан... Они, может, меня и не видели, но я всё равно улыбнулся им и махнул рукой...» «Всё, что я видел перед собой, было священным... Я смеялся, плакал, падал, вставал, ошибался, летел, любил, искал. Жил».