Виталий Даренский
Профессор кафедры философии Луганского государственного педагогического университета, доктор философских наук
Мировая миссия русской культуры (о книге Лидии Довыденко «Русская мысль и человечество»)
Жизнеполагающий, внутренний выбор:
русское слово и несение русской идеи
как Креста Господнего.
Л. Довыденко
В наше время «химического распада» культуры особо насущными и при этом столь же редкими стали усилия её собирания в единство смысла и слова, охватывающего космос национального и мирового бытия. Даже самые яркие представители современной русской мысли – философы и публицисты – как правило, все-таки остаются «специалистами» в одной сфере культуры, а часто даже и всего лишь в одной теме. Синтезирующая мысль стала большой редкостью. Но книги Лидии Владимировны Довыденко составляют редкое исключение из этого правила всеобщей специализации. Ей удается найти связующие нити между самыми разными авторами и областями творчества, а эти нити сплетаются в сложные, но ясные узоры современной русской культуры, выстоявшей вопреки всем попыткам её уничтожения.
В продолжение сборника статей «Жертвенное сияние современной русской мысли» (2019) в её новую книгу «Русская мысль и человечество» (2021) вошли очерки и статьи, а также яркие интервью с современными выдающимися деятелями русской культуры. В книге рассмотрено творчество таких авторов, как Николай Иванов, Валентин Курбатов, Сергей Пылёв, Людмила Яцкевич, Геннадий Сазонов, Николай Коняев, Сэда Вермишева, меценатская деятельность князя Н.Д. Лобанова–Ростовского, вклад в современный кинематограф и русскую культуру Николая Бурляева, народных артистов России Евгения и Галины Киндиновых. Автор книги определил свою задачу как синтез подлинных культурных достижений современности на фоне всемирного духовного упадка.
В предваряющем эту книгу эссе Людмилы Воробьёвой «Духовное преображение мира» сказано: «Тенденция нашего времени – всё более усиливающееся взаимопроникновение, слияние философии и литературы», и именно эта тенденция воплощена в творчестве Лидии Довыденко. А само название эссе – «духовное преображение мира» – очень точно обозначает сверхзадачу её трудов на ниве осмысления жизнетворческих вершин русской культуры. В этой книге есть одна самая глубокая формулировка, которая приобщает этот высший смысл русской культуры – уже к высшему смыслу самого Бытия как такового, ради которого вообще был сотворен этот мир: «жизнеполагающий, внутренний выбор: русское слово и несение русской идеи как Креста Господнего» (с. 59). Русская культура – это не банальное «самовыражение», а аскеза и подвиг, это труд во славу Божию.
Сама Лидия Владимировна постоянно обращается к этой ключевой для себя мысли, которая пронизывает любую тему, о которой она пишет. Так, в эссе о книге Сергея Пылёва «А за окном – человечество...» она так определяет самый главный смысл литературного творчества: «Литература, становясь средством влияния на дух человека, инструментом его внутреннего преображения, одновременно превратилась в священный центр всей русской культуры. Поэт, писатель – это человек, стоящий между двумя мирами видимого и невидимого, познанного и непознанного, тонко чувствует границу, отделяющую материальное и духовное, которые не могут существовать вне друг друга. В любую минуту художник слова готов отодвинуть завесу и открыть для всех окно в иной мир – мир Божественный, мир, в котором живут идеи, мечты и архетипы, потому что писатели – проводники всего чистого, светлого, вечного» (с. 25). Редко в наше время можно услышать такие слова, которые напоминают о подлинной, самой изначальной сущности и миссии искусства. Когда-то искусство в свое время отделилось от религиозного культа, но сохранило в себе его «ядро» – путь к чудесному преображению души человека и создаваемого им мира. И автор книги прямо напоминает нам об этом: «Поэтическое созерцание сродни религиозному. О духовном свете невечернем писали многие русские писатели, начиная с А.С. Хомякова» (с. 39).
Лидия Довыденко в отстаивании своих убеждений не боится и «посягать» на мнимые «авторитеты» современности. В эссе о книге Л.Г. Яцкевич «Православное слово в творчестве вологодских писателей» она пишет: «Писатель-творец научался правде у Бога-Творца. Когда этого не происходит, у писателя возникает ложный образ мира, как это произошло у Прилепина в романе “Обитель”. Главный герой его – не политический заключённый, а столичный молодой человек, убивший отца. Это уголовный преступник. Основное внимание Прилепина уделено его любовным похождениям, а не безвинным узникам, сохранившим в духовном борении чистоту души» (с. 38). Так профанируется и сама идея обращения к этому сакральному символу русской истории, ибо Соловки – «духовный оплот Отечества, непобедимый, преображённый Китеж» (с. 39). Но это символ и глубоко трагический: древний монастырь знал и восстание старообрядцев, а в ХХ веке стал одним из первых лагерей ГУЛАГ. Поэтому Лидия Довыденко приводит пронзительные по глубине слова Бориса Ширяева, прошедшего в ХХ веке Соловецкий лагерь и написавшего о нём так: «Стоны родили звоны. Страдание – подвиг, временное сменилось вечным».
Литература и искусство в России всегда были религиозной практикой – аскезой сердца и ума, взыскующих высшей истины. В эссе «О книгах Валентина Курбатова» автор пишет об этом так: «Как няня для Пушкина, так для многих, взявшихся за сочинительство, была литература и философия предшествующих веков, потому что писать, особенно в России, – это значит искать, а также спасать, и “мы ищем, ищем, Господи, что спасёт нашу страну? Но даже во сне и в молитве не слышим ответа, не умеем прочесть в любящей тишине взгляда”» (с. 46), – цитирует она выдающегося мыслителя и критика. Об одной из тем его дневника она отмечает: «Писатель делится своими впечатлениями от поездки в наше небесное Отечество: в Византию, в Константинополь, в начало нашей Православной веры, к святым отцам (с. 49). Итак, русская литература имеет «небесное Отечество».
В этом отношении очень важен и интересен её очерк «Поэзия и философия Эляны Суодене», посвященный жизни этой яркой подвижницы возрождения русской культуры в Литве, где она создала Центр культуры им. Л. Карсавина в Каунасе и руководит проектом по изданию литературного альманаха «Oceanus sarmaticus». Так имя великого русского философа Л. Карсавина и символ древней Сарматии освящают нашу современность.
Универсальные смыслы культуры Лидия Довыденко умеет раскрывать через конкретные яркие события. Например, в очерке о фестивале духовной поэзии «Покрова» она пишет: «Когда звучит на “Покровах” поэзия из Литвы, Латвии, России, Беларуси, мы понимаем, что центром притяжения авторов является общество культуры имени Льва Карсавина при Каунасской Благовещенской церкви (настоятель – отец Николай Мурашов) и Каунасский клуб “Надежда” Русского собрания Литвы, но главное – ощущаем Покрова Пресвятой Богородицы, для многих любимый и сокровенный праздник. Такие встречи необходимы для гармонизации сознания, как говорит Эляна Суодене: “создавая лад строфы, художник слова возвращает миру утраченную модель гармоничной целостности Мироздания”» (с. 55). Продолжая ту же мысль, автор пишет: «Художники и поэты – часть культуры, в которой есть место Благовещению, Любви, внутреннему свету. Здесь живут вселенский разум и истина» (с. 55).
Через все книги Лидия Довыденко проходит мысль о величайшей ответственности поэта и писателя за судьбы Родины – ведь он как мастер слова способен повернуть ход истории, воздействуя на души и сознание миллионов людей. В этом она находит своих единомышленников – тех, кто переживает распад исторической России в 1991 году: «Эляна Суодене не снимает нашей вины: “Над собою верша беззаконие, мы лишились огромной страны”. И, может быть, лишившись её, мы ещё больше любим её и жалеем, и эта любовь к Отчизне – наше духовное укрепление, как стезя, ведущая к спасительному свету. Что такое Божественное “избранничество”? Может быть, тяжкий рок – это Господь даёт ношу по силам? Вера, столетие спустя, на новом круге даёт возможность уцелеть, удержаться, утверждать величие человека в противовес объявленным “конкуренции”, “индивидуализму” и другим сомнительным ценностям» (с. 58). Литература – это не эстетическое развлечение, а тяжкий крест противостояния хаосу и духовному распаду.
В очерке о книге Геннадия Сазонова «Сияние слова Василия Белова. Встречи, беседы, воспоминания» (Вологда, 2019) автор выделяет особые личностные черты великого русского писателя ХХ века, в которых наиболее глубоко явлен религиозный, подвижнический путь русской литературы. В частности, она пишет: «Василий Белов восстановил Никольский храм в Сохте рядом с кладбищем, на красивом берегу Сохтского озера. Церковь Святого Николая Чудотворца вернулась к изначальному назначению. Сооружена она была сначала в дереве в 1691 году, оделась в камень в 1842 году... В 1920-е годы в церкви разрушили колокольню, а в летней части здания устроили школу. Василий Белов первые классы в этой школе учился, пел “Интернационал”. Колхозы создавались параллельно с разрушением храмов. Но теперь выяснилось, что иконы не погибли. Белов в храм принёс икону, сохранившуюся в его доме, прихожане принесли» (с. 63). В этом небольшом сюжете явлена не только биография писателя, но и весь путь России в ХХ веке на примере одного человека и одного храма – тяжкий путь преодоления обмана мiра сего и духовного преображения.
В этом отношении очень важно и то, что голос Василия Белова был услышан и во всем мире – как на Западе, так и на Востоке. Автор пишет о выступлении в Сорбонне в полном зале, о посещении музея современного искусства, выйдя из которого «Белов произнёс, что искусство заканчивается там, где кончается традиция. Это был 1976 год... А в Японии у Василия Белова был друг Ясуи Рёхэй, который высоко ценил книгу “Лад”, говоря: “Благодаря «Ладу» я получил бесценный ключ к пониманию России”» (с. 67). Эти слова Василия Белова – «Искусство заканчивается там, где кончается традиция» – нужно выбить на камне в назидание всем потомкам.
Исполняя этот завет Василия Белова, Лидия Довыденко также ведет благородную борьбу за сохранение понимания высшего предназначения искусства уже в наше время – «вопреки выродишимся, но оседлавшим литературные сомнительные премии» (с. 70) деятелям. В наше время это стало ещё тяжелее, «в период, когда над миром нависла угроза электронного концлагеря, когда сатанисты мира по сути дела поставили вопрос о конце истории человечества» (с. 70). В нашу эпоху искусство стало не только силой преображения человека, но силой, спасающей человечество от гибели.
Такое апокалиптическое ощущение времени заставляет понять самую глубокую онтологическую сущность литературы и искусства, призвания поэта и художника. Для этой сущности автор книги нашла очень емкую и точную формулировку: «Своеобразие поэтического самовыражения и образного строя позволяет говорить о “неизреченном реализме”, Божественном Присутствии и мистическом прозрении. Вопросы стиля, богатого экспериментами и образными находками, понимание его читателями мало волнуют поэта, ему, возможно, и самому до конца не ясен этот таинственный генетический код русского человека, широта которого изумляла Фёдора Достоевского, говорившего о том, что “его бы сузить”, но вряд ли это возможно, это Божественное предопределение» (с. 73).
Продолжая эту главную мысль всей своей книги в эссе «Мистическое – антипод пессимистического», она пишет о внутреннем содержании и задаче искусства: «творчество национально спасительно, потому что... противостоит оплевыванию великой русской литературы и живых проявлений человечности. Мистическое (Божественное, неизречённое) русский религиозный философ Н.С. Арсеньев противопоставлял пессимистическому. И в этом плане степень духовного влияния в современной литературе Владимира Подлузского нелегко уловить и понять, потому что нет таких счётчиков. Но несомненно то, что благодаря таким национально-мыслящим поэтам происходит выражение в художественной форме целостности русской духовной почвы, разоблачение абсурда постмодернистских проектов» (с. 75). И эти усилия не остаются безответными – «любимая поэтами Россия отвечает самой искренней привязанностью к нежнейшим из своих сынов, отмеченных светлейшим Божьи даром» (с. 90). Поэтому Лидия Довыденко справедливо пишет о «планетарном мышлении русского человека» (с. 105) как особом даре России об Бога и даре России всему миру.
Возвращаясь от метафизических и планетарных проблем к конкретике художественной жизни, автор извлекает ценные уроки из общения с современными русскими талантами. Вот, например, важное признание замечательного современного актера о «тайне» его работы: «главное, чтобы фальши не звучало, – делится Евгений Киндинов. – К сожалению, становится всё больше пиара... Важна “ясность Божьего лица”. Мы ищем свет вокруг себя. Это душевные ощущения, а не анализ, не утверждение себя за счёт других. Литература для меня не знамя, а то, что делает нас иными» (с. 114). Этот точный афоризм – «Литература – это то, что делает нас иными» – также относится к заветным убеждениям всей русской литературы, которая всегда мыслила себя как «инструмент» духовного преображения человека.
Есть в книге и более развернутое определение того, как подлинная литература действует на человека. Это всегда происходит «с ощущением прорастания духовного зерна в живой и свободной моей родной земле, где возрождаются белые храмы с золотыми куполами в небесной сини, где бытийный мир не отделяется от православного устройства, где злые мирские пагубы одолеваются отеческими заветами» (с. 127).
В ярком эссе «Вселенная Сэды Вермишевой» это передано через внутреннее самоощущение подлинного поэта: «это такая уверенность в бессмертии души, что захватывает тебя целиком и полностью, открывая жизнь не как замкнутый круг: дом – работа, а ты входишь в дом Поэта – это Мирозданье, где так важно не спящее сознание, ведь “твои владения лежат везде, где солнца свет”» (с. 129). И еще: «Что значит быть Поэтом? Для неё это значило нести своим творчеством Свет, утверждать Закон благородства и великодушия. Это главное, что должен помнить Поэт. У неё был космический слух, вселенское чувствознание, понимание, что правда без любви – это обман» (с. 130), – пишет она о своей героине. Но на примере одного поэта нужно понять: «Поэт принадлежит к лучшей части носителей духовности и культуры, которая не утрачена, а лишь затаилась до лучших времён, как это изложено в знаменитой легенде о граде Китеже» (с. 150). Поэт – носитель самой глубинной памяти народа и культуры в целом; его «функция» – не «развлекательная», а преображающая. Обращая сознания к глубинным смыслам сознания, он не дает ему подчиниться пропаганде, рутине и всему тому хаосу, который несет безбожная цивилизация.
Как мыслитель-борец Лидия Довыденко дает столь же яркие образы, вскрывающие противников подлинной литературы и культуры, в частности, её смелая метафора «коллективного Чацкого» (резко контрастирующая с привычным «школьным» апологетическим пониманием этого героя). «Образ коллективного Чацкого – пишет она, – этого разрушителя сложившейся веками жизни, не имеющего перед глазами какой–либо другой модели развития вместо разрушаемой, его деструктивность и провокативность ассоциируется с современными постмодернистами, циничными представителями либеральной общественности» (с. 133).
В цикле очерков «Святоград Луганский» Лидия Довыденко очень ярко и проникновенно пишет о нашем городе, который она посещала в самые трудные годы, в частности, о научно–практической конференции к 10-летию Русского центра Луганской Республиканской научной библиотеки имени М. Горького, в которой она сама участвовала 26 и 27 ноября 2019 года. Но кроме этого очень важного очерка, в котором показана интеллектуальная жизнь прифронтового города, о которой в России очень мало знают, автор книги сделала и его общий культурный портрет, как и Донбасса в целом.
Особую ценность, безусловно, представляет очерк о знаменитом старце Филиппе Луганском, который известен уже во всем православном мире, не смотря на задержку с его официальной канонизацией (которую он также предсказал). Лидия Довыденко пишет: «Уже сейчас согласно предсказанию Филиппа Луганского, город становится местом паломничества людей со всего мира. Они хотят встретиться, поговорить, увидеть, прочувствовать будущую Новороссию, которая повлияет в духовном плане и на Россию, на её духовное преображение, и вместе с Россией на всё человечество. Это не что-то фантастическое. Всё больше людей на земле понимают, что здесь, в Луганске, проявилась одна из вершин человеческого духа. Здесь, в Луганской народной республике остались те, кто по–настоящему крепок духом, искренне любит свою землю, любит свою республику, ведь они с оружием в руках отстояли и будут отстаивать свою землю. Здесь произошло, казалось бы, невозможное: сквозь целлофан и санкции глобализма, античеловеческие выпады хунты пробились ростки Новой Руси! Спасение, духовное и нравственное, красота служения Святому Духу идут в Россию и мировое пространство из Луганска» (с. 216).
Могила и часовня старца Филиппа находится в 300 метрах от моего дома, и я с раннего детства помню его большое народное почитание, еще «подпольное» в советское время. Помню, как в конце 1970-х, когда после его смерти прошло всего 20 лет, на его могиле собиралась большая толпа верующих на Пасху, которых разгоняла милиция. В наше же время особенно важными стали пророчества старца. Так, «в советское время Луганск был переименован в Ворошиловград, на что старец Филипп говорил тогда, что город был и останется Луганском, а Ворошилова люди забудут» (с. 214). А в 2014 году, в августе, когда недалеко от часовни упала украинская мина, мы ходили посмотреть, не повредила ли она её, там собрались верующие и говорили друг другу: «Старец говорил, что будет ещё война, враги окружат Луганск со всех сторон, но войти в него не смогут. Вот уже месяц мы в окружении, а войти они не могут – значит, так и есть, это про нас. А ещё он говорил, что эта война начнется в Луганске, а закончится в Киеве. Значит, так и будет – мы победим!». И уже 8 лет нет у нас в этом никакого сомнения.
Главное же пророчество было дано старцу в чудесном явлении Пресвятой Богородицы. Лидия Владимировна пишет об этом так: «Тайну иконы Пресвятой Богородицы Трёхличной многие пытаются расшифровать (очень много материалов в интернете): при сложении чисел возраста Богородицы, являвшейся старцу во сне, получается цифра 118. Если прибавить её к 1905, году явления Богородицы над Луганском, то получается 2023 год, на который возлагается надежда на мир и окончательную победу Донбасса над мировым закулисьем» (с. 215). И опять всё совпадает.
В своем очерке о творчестве Николая Арсеньева, о котором Лидия Довыденко защитила первую в России диссертацию и является ведущим специалистом, поднимаются фундаментальные философские вопросы о бытии человека и мира. Николай Сергеевич Арсеньев (1888–1977) – русский религиозный философ, культуролог, писатель и поэт. «Арсеньев развивает свою мысль в рамках идеала преображения, – пишет автор, – Выбор один: Апокалипсис или преображение. В русской литературе XIX века мотив преображения явно и неявно присутствует у многих авторов. В лирике Пушкина, например, преображение героя – основной принцип. По мнению Арсеньева, метафизическая струя у Пушкина может носить невольный характер, но этим добавлением ничто не ослабляется, так как душа поэта “стремится прикоснуться к основному, благому Смыслу Жизни”. И в этом стремлении личность его просветляется, преображается. Поэтому “так умилительно” действует на него молитва Св. Ефрема Сирина и образ простой, смиренной праведности» (с. 248). Акцентирование автором «идеала преображения» в творчестве этого философа нам представляется очень важным и актуальным для нашего времени. Я также давно разрабатываю концепцию «парадигмы преображения» как основополагающей для русской философии и определяющей её принципиальное отличие от западной. (Об этом монография «Парадигма преображения человека в русской философии ХХ века», Санкт-Петербург, «Алетейя», 2018). «Открытие» для современной философии такого большого и ценного философа, как Николай Арсеньев, совершенное Лидией Владимировной, имеет огромную важность.
Кроме исследования персоналий, автор и напрямую обращается к рассмотрению ряда фундаментальных философских проблем. К своей статье с весьма провокативным названием «Песок в колеса цивилизационной машины», автор взяла эпиграф из размышлений великого русского композитора Георгия Свиридова: «Возврат к национальной традиции – вот истинная новизна для нашего времени». Откуда такой парадокс: традиция стала подлинной новизной в наше время? Как пишет Лидия Довыденко, «цивилизационная машина деконструирует ценностные оппозиции, налагает запрет на чёткое разграничение смысла и бессмыслицы, добра и зла. С исчезновением культурной и духовной традиции исчезает человек, он умирает после объявленной “смерти” Бога» (с. 251). Современная культура должна противостоять разрушительному воздействию этой цивилизационной машины, превращающей человека в «биосоциальный автомат».
В этом состоит подвиг русской культуры в наше время. В частности, как пишет Лидия Довыденко, «русская религиозная философия, ещё не совсем возвращённая и не прочитанная у нас, утверждавшая верность традициям духовной русской культуры, конституирующая человека на началах веры и любви. Вязкости рассудочных сомнений она противопоставила веру как явление духовной свободы. Уточняя своё призвание, свой предмет и метод в свете всех пережитых блужданий и крушений, отойдя от подражания западным образцам, она обратилась к глубинам национального духовного опыта, стала убедительным и драгоценным исследованием духа» (с. 252). Именно поэтому в наше время русская философия стала духовным ориентиром для всех, кто возвращается к истокам русской духовной традиции. Русские философы Серебряного века и Зарубежья – такой же бесценный кладезь национального духа, как и великая русская литература. Очевидно, что именно труд по возвращению наследия Николая Арсеньева в современную русскую культуру дал Лидии Довыденко тот мощный интеллектуальный закал и ту энергию, которую она теперь столь плодотворно использует в своих оригинальных произведениях.
В интервью с Председателем Союза Писателей России Николаем Ивановым, заслуженным боевым офицером, прошедшем Афганистан и побывавшем в чеченском плену, автор поднимает вопросы нравственного смысла военных операций, которые вынуждена вести Россия в ответ на гибридную войну, которую против неё всегда ведет Запад. Её собеседник напомнил важный факт: «только в Чечне погибли сыновья семи генералов! В Чечне впервые после Великой Отечественной в процентном отношении стало больше офицеров, закрывающих своей грудью солдат, хотя по солдатской святости должно всё же быть наоборот» (с. 274). Так война, при всем своем трагизме, становится новым источником духовного возрождения народа.
В этом интервью упоминается о том, что поэт Николай Гумилёв после первых 10 дней на передовой в первую мировую вой ну написал своему другу Лозинскому: «Я чувствую себя перед опасностью, как старый пьяница перед бутылкой коньяка» (с. 273). При все прямоте и приземленности такого сравнения, оно указывает на такое состояние бесстрашия души, которое воспитывает великих личностей. Это важно понимать всем тем, кто во время судьбоносной военной операции на Украине прячется за своим трусливым «пацифизмом», тем самым, фактически предавая Родину.
Важный смысловой «узел» всей книги – это сопоставление новой возрождающейся России и деградирующего Запада. В интервью с Николаем Петровичем Бурляевым её знаменитый собеседник признается: «Я проехал Англию, Шотландию, Италию, Францию. Я там бывал и прежде, но на этот раз увидел, что кризис у них, а не в России. Это кризис духовный, выражающийся в дехристианизации, демонизации. Увидел атакующий арабский мир. “Почернела” и “пожелтела” Франция. Идёшь по Парижу и думаешь, где же ты находишься? Где лица французов? Подсчитал, что увидел лишь примерно 20% людей, похожих на французов. Очень это печально, и это то, что разъедает весь западный мир. В других странах то же самое. Это нечто чужеродное, которое разъедает коренную культуру. И очень агрессивное оно, как оказывается. В России – всё иначе. У нас нет кризиса духовного, наоборот, у нас духовное возрождение. Я лично благодарю Бога и Запад – за санкции. И молю Бога, чтобы ещё какое-то время нас оставили в покое и не поднимали цены на нефть. Так Россия сейчас “сосредотачивается”, как говорил Столыпин. Потенциал у нас огромнейший» (с. 278). Всё, сказанное здесь Николаем Петровичем Бурляевым – это та принципиально новая реальность, которая и определяет наше будущее.
В диалоге автора с этим мудрым собеседником прозвучали такие важные слова: «Лучшие произведения литературы и искусства, опираясь на национальное наследие, выходили на вселенский уровень, отводя России особую миссию в мире. Это особенно понимали русские люди, жившие на Западе. В частности, Николай Рерих, он говорил, что “спасение России есть спасение мира, гибель России есть гибель мира”. У нас сейчас есть все шансы и самим не погибнуть, и миру этого не дать сделать; показать, как надо жить и какова должна быть подлинная культура. В России сейчас удивительное время... Всё лучше у нас, и люди лучше» (с. 279). В этих рассуждениях – историософская квинтэссенция всей книги.
Очень важный и по-философски содержательный очерк «10 ответов Валентина Курбатова на вызовы современности» также содержит важные философские размышления о русской истории. Так, например, автор книги приводит такие слова своего героя: «Червячок-то с первой оглядки Петра Великого, с его “окошка в Европу” завёлся, за что староверы ласково звали его Антихристом. Да и матушка Екатерина одной рукой собирала Россию, прибавляя к ней Крым, а другой немножко оставалась дома, в Германии, кокетничая с Вольтером» (с. 304). Выдающийся литературный критик также видел суть современной культуры – в её рыночном характере, где все стремятся «продать себя подороже». Он писал: «по обложке уже не отделишь честного консерватора от подлеца–постмодерниста. Зайдите в книжный магазин, тотчас и увидите это соревнование честолюбий: и меня купи! И меня!» (с. 306). Но это не подлинная культура, а её рыночный «симулякр», которые заслоняет собой все подлинное, которое в наше время приходится упорно искать, ведь всё подлинное никогда не хвалится и не навязывается.
Очень важен и рассказ Валентина Курбатова о том, как он смог в советское время сформироваться русским православным человеком. «А это уж просто “везение”, – писал он, – Дедушка был молитвенник. Мы пять лет (с 1942 по 1947)... жили с ним в землянке, потому что дедушку в свой час “раскулачили” за то, что у него было тринадцать детей – вон сколько рабочей силы! – непременно захочешь всех прокормить. Избу у дедушки отняли и увезли, но милостиво позволили жить в погребе во дворе, где летом хранили продукты. Он вставил в погреб окошко, сложил печь, и жил да молился в родной деревне. И меня, внучка... решил выучить Псалтыри. И выучил! (с. 308). Вот так, почти чудом от поколения к поколению в самых тяжелых и трагических условиях жизни передавалась и не умирала Святая Русь. Она не погибла, но выжила именно потому, что по-христиански не держала зла на своих поработителей, а думала лишь о душе и совести, и поэтому победила и пережила всех своих врагов. Переживет и дальше.
Одно из важных признаний Валентина Курбатова, его философское «исповедание веры» не случайно автор приводит в своей книге целиком – ведь это своего рода напутствие будущим поколениям. Он писал: «Ты, как пчела, собираешь улей жизни и все цветы и поля твои, и каждый цветок отдельный и нет ему повторения. И в этом саду равноправны утраты, болезни, смерти близких. Господь строит твою душу и, оборачиваясь, ты вдруг однажды сознаёшь, что каждый день единичен и необходим. И боль входит в порядок жизни, чтобы ты видел лучше и рос сердцем. Впрочем, это умствование. Один монах, расстрелянный в 37-м году, удивительно сказал в свой самый трудный час, что “Бог любит не всех одинаково, а каждого – больше!”. И ты это однажды так ярко осознаешь, словно тебя разбудят, и уже сам будешь знать, что чем далее, тем жизнь ненагляднее. Это в тебе прорастает вечность, которая не ТАМ, а и вот ТУТ, в каждом дне. И это только мы своеволием, жадной отдельностью и эгоизмом строим злое историческое пространство (особенно нестерпимое в религиозных войнах) вместо того, чтобы увидеть Другого и обрадоваться его “другости”, как разнообразию небесного сада» (с. 311). Если человек поднимается до такой высоты разумения бытия и самого себя, то уже ничто не поколеблет его веру и его способность к преображению мира по законам добра и красоты.
Автор книги «Русская мысль и человечество» также, как пчела, собирает самые зрелые и ценные плоды современной русской культуры. Это чрезвычайно ценная и редкая для нашего времени работа, за которую нужно искренне поблагодарить автора этой замечательной книги. Отметим и необходимость скорейшего издания перевода Лидии Довыденко книги Н. Арсеньева, написанной на немецком языке «Русская литература нового времени и современности в их духовной взаимосвязи», который пока нигде не опубликован. Надеемся, что это станет следующим достижением автора.